Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, – се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог (Мф 1:18-23)
В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. ( Лк 1:26-35)
Евангельская история о "непорочном зачатии" стала ключевой не только для формировании раннехристианской и церковной теологии средневековья, для последующего развития церковного культа почитания девы Марии – т.н. "мариологического" культа. Рассказ о девственном рождении младенца Иисуса, без участия земного отца, наряду с другими важнейшими евангельскими эпизодами, заложил религиозно-идеологическую основу христианского искусства средневековья, и в более широком смысле всей христианской культуры, вдохновив сотни художников, писателей, композиторов на гениальные художественные произведения. В свою очередь, христианская культура и ее религиозные коды заложили основу общецивилизационного развития Европы и оказали решающее влияние на развитие культурно-этических кодов Средневековья, закрепившихся в немалой степени и до настоящего времени. Почитаемая наравне с Иисусом, Дева Мария стала этическим образцом, идеалом недостижимого совершенства и объектом почитания для десятков поколений. Соответственно, и евангельский рассказ о "непорочном зачатии" надолго заложил в сознание христианского социума устойчивые ассоциативные связи "девственность – чистота", "секс – порок, грязь, разврат, зло и пр.", определив концепции целибата (безбрачия), монашества, воздержания в целом, как наиболее предпочтительных для жизни христиан[1].
В этом смысле иудаизм часто противопоставляется христианству. В самом деле, первая же библейская заповедь, обращенная к людям, гласит: пру у-рву ("плодитесь и размножайтесь" –- Берейшит 1:22). Однако в иудаизме супружеская близость, хотя и направлена на деторождение, не обусловлена только этой целью, а является самоценной сама по себе: "Не должен лишать ее пищи, одежды и сожития с нею" (Шмот 21:10). Согласно Маймониду, одна из обязанностей мужа состоит в том, чтобы вступать в интимную близость с женой (Мишней Тора. Законы брака 12:1-2). Талмуд устанавливает минимальное обязательное количество половых сношений для евреев, занятых в разных профессиях, и жена может потребовать развод, если муж без особых на то оснований воздерживается от половых сношений в течение одной недели (Мишна Ктубот 5:6). Мудрецы подчеркивали необходимость удовлетворять женщину, и считали, что если она первой достигает оргазма, то родится мальчик (Нида 31а) – что в патриархальной системе иудаизма считалось особо радостным событием. Большие размеры половых органов мужчин весьма ценились (Бава Меция 84а), и считались благословением Б-жьим.
Таким образом, концепция "непорочного зачатия" и воздержания, казалось бы, совершенно чужда древней еврейской традиции, ориентированной на семейные ценности и приветствующей радости физической любви. Соответственно, с самого начала рассказ о непорочном зачатии с недоверием воспринимался евреями внехристианского круга, искавшими более естественные объяснения: согласно Евангелию от Иоанна (8:41), Иисусу намекают, что он рожден от "прелюбодеяния" (ек порнейас). Тем более недоверие укрепилось в эпоху таннаев: в двух местах Талмуда (Санх. 67а, Шаббат 104б) приводятся рассказы о том, что на самом деле Иисус родился от незаконной связи его матери с римским солдатом по имени бен Пандера (Пантера) или Стада[2]. Параллельно это же сообщение (уже с прямым указанием имени Иисуса) приводится языческим философом Цельсом, отрывки из которого цитируются полемизирующим с ним отцом Церкви III-го в. Оригеном в дошедшем до нас трактате "Против Цельса".
Также, вероятно, многие евреи (как потом и ряд ученых) усматривали в евангельском рассказе влияние языческих мифов, где обычными сюжетами были связи богов с земными женщинами, от которых рождались боги, герои и философы. В произведениях Эсхила, Овидия, других греческих и римских авторов мы найдем легенды о том, как Зевс зачал Геракла, Персея, Александра Македонского, Аполлон – Асклепия, Пифагора и Платона, Марс – Ромула. По свидетельству Плутарха, египтяне полагали, что женщина может забеременеть от божественного духа (пневма): "Хотя различие, которое проводят египтяне, полагающие, что женщине доступно соединение с духом божества и следствием этого бывает некое первичное зачатие…" (Нума 4.7. Перевод С.Маркиша).
Соблазн отнести рассказ о непорочном зачатия к чисто эллинскому наследию велик. Действительно, еврейская мысль могла вбирать в себя эллинистические образы, как и испытывать влияние других культур, не переставая при этом быть еврейской мыслью (разве что становясь "еврейско-эллинистической мыслью"). В еврейском мире были тоже распространены представления о совокуплениях ангелов с земными женщинами, которое засвидетельствованы. например, в книгах Еноха (6-7) и Юбилеев (5:1), созданных в III-II вв. до н.э. О том же пишет и Иосиф Флавий (Иудейские древности 1:3). А. Нолланд приводит "поздний" мидраш (Бет ха-Мидраш 2:65), согласно которому архангел Габриэль принимает облик мужа и совершает по сути сверхъестественное (хотя и в процессе сексуального акта) зачатие, и родившийся ребенок похож на Габриэля, что лишь усиливает чудо.[3] При этом, конечно же, не всегда легко определить, являются ли сами источники заимствованными или же "родными" – но конечно же, сексуальные отношения людей с богами и ангелами, несомненно, представляются заимствованными и чуждыми мэйнстриму еврейской мысли.
Мы не можем здесь касаться сложного и выходящего за рамки нашей статьи вопроса о том месте, которое занимала раннехристианская община в еврейском мире Палестины и диаспоры на рубеже I-II вв. н.э., когда записывались и редактировались евангельские тексты. Однако для большинства исследователей несомненно одно: по крайней мере, Евангелие от Матфея несет на себе сильный отпечаток идеологии ранних допавловских иудеохристианских общин, которые еще отнюдь не маргинализовались в еврейском социуме – это случилось значительно позже; первоначально оно было, вероятнее всего, написано на иврите или арамейском и предназначалось, скорее всего, для евреев диаспоры. Было бы очень странно, если бы оно транслировало в целом чуждые еврейскому миру идеи востока и греко-римского мира. Кроме того, многие исследователи указывали на коренное отличие евангельских описаний чудесного рождения Иисуса у Матфея и Луки от языческих мифов, а также от вышеупомянутых апокрифов и псевдоэпиграфов межзаветного периода. В последних осуществляется непосредственное соитие, когда божество или его дух (или же ангел) реально проникает в женское лоно и зачинает младенца. Описания таких зачатий полны разными чудесными подробностями, носят подчеркнуто антропоморфный характер. Но в Евангелиях же от Матфея и Луки зачатие Иисуса Марией описывается очень сдержанно и носит сугубо духовный характер, соответственно: "имеет во чреве от Духа Святого" (Мф 1:18); "Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя" (Лк. 1:35). Всякое собственно мужское начало здесь отсутствует, как и элементы сексуального контакта: обратим внимание, что в противоположность большинству эллинских повествований о чудесных зачатиях, "Духу" в иврите соответствует существительное женского рода (руах), а в греческом – существительное среднего рода (пневма). Все это дало некоторым исследователям даже сделать радикальный вывод вообще об отсутствии параллелей между евангельскими и эллинскими повествованиями: "пропасть между языческими промискуитетными мифами и строгим монотеизмом девственного рождения Иисуса слишком велика, чтобы даже исследовать подобные параллели".[4]
Мы предлагаем исследовать другую возможность, а именно, что концепция непорочного зачатия имела истоки в недрах религии Израиля, еще неразделенной на наследующие ей конкурирующие течения, и дала всходы в эпоху многообразия религиозных концепций межзаветного (послепленного) периода и конца эпохи Второго храма. До своего же предельного выражения, зафиксированного в евангельском нарративе, она была доведена уже на этапе самостоятельно формирующегося раннехристианского богословия.[5]
В религии Израиля издревле бытовала идея отцовства Б-га, и не только в общем смысле по отношению к избранному народу, но и в отношении Царя-Мессии; это важно для анализа евангельского текста, где мессианский образ Иисуса и его отношения с Отцом выстраиваются, опираясь на типологический метод интерпретации текста Танаха (Ветхого Завета). Так, мы читаем в Пс. 2:2-7 о том, как Давид возвещает слова Б-жьи, обращенные к нему, его Помазаннику: "Я ныне зачал тебя" (ани ха-йом йелидтиха). Хотя речь здесь, вероятно, идет не о прямом рождении Царя-Мошиаха от Б-га, а о поставлении на Царство, на служение, сам образ, в основе которого лежит глагол левалед, соответствующий биологическому "зачинать (порождать)", мог впоследствии быть вполне прочитываться некоторыми экзегетами и буквально.
Отметим, что появление на свет ключевых фигур в Танахе нередко сопровождается необычными деталями. Не будем уже говорить о появлении первых людей – Адаме, рожденном из праха земного, и Хаве, сотворенной из ребра Адама. Но и рождение Ицхака, хотя и произведенного на свет обычным путем, отмечено, тем не менее, необычайными чертами – его отцу Аврааму было 100 лет, а матери Сарре, о которой прямо говорится, что у нее закончился детородный период ("прекратилось у Сарры обычное у женщин" – Берейшит 18:11) – 90 лет.
Однако описания ТАНАХа, даже при наличии чудесных аспектов, также достаточно сдержаны и весьма далеки от чудесных деталей новозаветных описаний. Однако уже в период составления и редакции рассказов о рождении Иисуса, появление на свет особо чтимых библейских персонажей было расцвечено Устной Торой многочисленными чудесными подробностями, – что вполне логично укладывалось в концепцию, закрепленную в Талмуде, о том что в рождении человека участвуют три партнера: не только отец ребенка и его мать, но и Всевышний. При этом мудрецы полагали, что родители формируют только телесные черты ребенка: "Его (ребенка) отец дает семя белого вещества, из которого образуются кости ребенка, сухожилия, ногти, мозг и белок глаза, мать же дает семя красного вещества, из которого образуется его кожа, плоть, волосы, кровь и глазной зрачок". А вот "Всевышний, да благословен Он, дает ему дух и дыхание, красоту черт, зрение, способность слышать и способность говорить, ходить, понимать и различать" (Нида 31а). Иначе говоря, именно Всевышний "отвечает" за духовную, личностную составляющую человека. Естественно предположить, что чем более великая судьба была уготована человеку, тем более в его рождении и событиях последующей жизни должна была проявляться роль Всевышнего – тем более зримыми чудесами должно было сопровождаться рождение Мошиаха-избавителя, раввинистическое учение о котором начало формироваться в эпоху Второго храма, хотя предпосылки к нему существовали еще в библейский период.[6]
Ярким примером такого зримого чуда в Танахе и раввинистической литературе является рассказ о рождении Ицхака. Уже сам по себе представляющий собой чудо эпизод рождения Ицхака от престарелых родителей дополняется в мидрашах многочисленными подробностями, иногда альтернативными.[7] Так, рассказывается, что у его матери Сарры вообще отсутствовала матка, и Всевышний специально сформировал ее для рождения Ицхака (Берейшит Рабба 53:5). Согласно Талмуду, у обоих родителей, Авраама и Сарры, были недоразвиты репродуктивные органы (Йевамот 64а), и Всевышний сформировал их до необходимого состояния.
Обратим также внимание на существенные раввинистические параллели евангельским повествованиям:
1. Во всем цикле "зачатие-рождение" Ицхака, как и Иисуса, активно участвует небесное воинство. Марии весть о рождении Иисуса сообщает ангел Гавриил (Габриэль), Сарре же радостную весть приносят также ангелы (или ангел Михаэль - Бава Меция 87а) (Берейшит 18:10).
2. Что представляется очень важным, подчеркивается аспект "чистоты" Сарры – в том смысле "чистоты", на котором настаивает христианская мариологическая традиция. Так, в более поздних мидрашах (640-900 н.э.) говорится, что Всевышний "испытывал и очищал Сарру [не давая ей детей] двадцать пять лет – с момента, когда она пришла на землю Израиля" (Песикта Раббати 43:18). Автор мидраша Танна де-вей Элияху Рабба (или "Седер Элияху", 640-900 н.э.) идет еще дальше, намекая на возвращение Сарры в состояние невинности: "Волосы Сарры почернели, юность возвратилась к ней, и она стала как девочка [курсив мой – Ю.Т.]".[8]
3. Рождение Иисуса ознаменовалось явлениями космического порядка (звезда указывала путь волхвам), а в процессе своего служения он совершал многочисленные чудеса исцеления. Рождение же Ицхака сопровождалось исцелением женщин от бесплодия, слепые прозревали, глухие начинали слышать, а к безумным возвращался рассудок (Берейшит Рабба 53:8).
Аналогичные чудесные моменты, согласно аггаде, сопровождают период "зачатие – рождение" других библейских героев: так, Ривка до рождения сыновей, как и Сарра, была бесплодной (Берейшит 25:21), а Талмуд называет бесплодным и Ицхака (Йевамот 64а). У Ривки, как и у Сарры, изначально не было матки, которую сформировал Господь (Берейшит Рабба 63:5). Таргум разъясняет, что изначально Рахель зачала Дину, а Лия – Йосефа, но Господь "поменял" местами эмбрионов, чтобы Рахель родила мальчика (Таргум Йонатан на Берейшит 30:21). Еще перед рождением Моше его сестра Мириам пророчествовала, что их матери предназначено зачать ребенка, который станет избавителем (йешуа) Израиля; когда родился Моше, дом наполнился сиянием, подтвердив пророчество (Мегилла 14а).
На фоне этих чудес, события, связанные с зачатием и рождением Иисуса, ничем особо не выделяются – за исключением единственного и главного. В отличие от евангельского повествования, во всех описанных случаях само зачатие происходило естественным образом – с участием земного отца и матери. Но можем ли мы найти в еврейской литературе библейского и межзаветного периода тексты, в которых речь могла бы идти о чудесном характере самого зачатия, т.е. без участия земного отца?
В Торе есть два стиха, которые (предположительно) комментировались мудрецами в подобном духе.
Один эпизод связан с дочерьми Лота: "Итак напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего семя" (Берейшит 19:32). Стих интерпретируется в Берейшит Рабба следующим образом: "Сказал рабби Танхума от имени рабби Шмуэля: "написано 'не восставим от отца нашего сына', а 'восставим от отца нашего семя', т.е семя приходит из другого источника. И кто это? Это есть царь Мессия" (зара ше-hу ба ми-маком ахар. Вэ-эй зэ? Зэ мелех ха-мошиах) (Берейшит Рабба 51:8).
В другом повествуется о рождении Сета, сына Евы: "И познал Адам еще жену свою, и она родила сына, и нарекла ему имя: Сиф, потому что, [говорила она], Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин". (Берейшит 4:25) Мидраш дословно повторяется то же объяснение, что и в предыдущем случае: "Рави Танхума сказал от имени рабби Шмуэля: Ева намекала, что семя произойдет от иного источника. И кто это? Это царь-Мошиах" (Берейшит Рабба 23:5).
Согласно позднейшим разъяснениям этих комментариев из Берейшит Рабба (Раши, комментарий Сончино), под "иным источником" мудрецы имеют в виду происхождение царя-мессии не от евреев, – а, в частности, от моавитянки Рут (комментарий Сончино на Берейшит Рабба 51:8). Но это объяснение не кажется слишком правдоподобным, поскольку речь идет о семени, а значит, о происхождении по отцовской линии. Т.е. здесь подразумевается некоторый таинственный "отец" царя-мессии, и сам факт неназывания имени "отца" может вполне намекать на его внеземное происхождение.
Очень интересное предположение сделал известнейший еврейский ученый, профессор Оксфорда и Кембриджа Д.Даубе.[9] Очень кратко его рассуждения можно изложить следующим образом:
В Пасхальной аггаде приводится мидраш на Дварим 26:7 ("и услышал Господь вопль наш и увидел бедствие наше, труды наши и угнетение наше"): "Увидел бедствие наше" (вэ-яаре эт-анейну), т.е. разлуку супругов, как сказано: "И увидел Б-г сынов Израиля и узнал (ва-йеда) их Б-г"" (Шмот 2:25). Иначе говоря, под "бедствием" мидраш понимает отсутствие сексуальных контактов между евреями и их женами в период, когда притеснения евреев фараоном достигли апогея.[10] Но почему мидраш подкрепляет этот экзегезис, казалось бы, неуместной цитатой из Шмот 2:25? Объяснить это можно единственным образом: автор мидраша прочитывает слово ва-йеда в Шмот 2:25 в сексуальном смысле: ва-йеда может иметь значение как "узнал", так и "познал" (вступил в непосредственный сексуальный контакт). Т.е. Господь, видя, что еврейские мужчины не "познают" женщин и не рожают детей, сам "познал" их – или только Йохевед (мать Моше).[11]
Добавим, что на основании текста Торы, разумеется, невозможно сказать, что зачатие Моше было девственным – у Моше уже были брат с сестрой. Но и в этом случае мидраш рассказывает, что вслед за воссоединением (после расставания – Сота 12а, Шир ха-Ширим Рабба 1:13) родителей Моше, Амрама и Йохевед, и возвещения ангелов "Да возрадуются матери детей!" к Йохевед вернулась юность – кожа разгладилась, морщины исчезли, она вновь стала прекрасной девушкой и вскоре забеременела (Сота 120а, Бава Батра 12а): не следует ли предположить, что она обрела свое девственное состояние?
Предложенное Д. Даубе прочтение мидраша (зачатие Моше через прямое вмешательство Б-га) особенно важно для нас, если учитывать какое значение имела фигура Моше на рубеже новой эры, в т.ч. при формировании мессианского образа Иисуса. Моше-рабейну, как вождь еврейского народа, избавитель евреев из рабства, передавший им Тору, очевидно, рассматривался и рассматривается как прообраз Мошиаха. Как свидетельствуют еврейские письменные источники, особенно на рубеже новой эры , Моше приписывались уникальные сверхъестественные черты, которые потом получили развернутое воплощение в раннехристианской христологии.[12]
Таким образом, картина, рисуемая мидрашами, типологически близка новозаветной:
- в обоих случаях речь идет о рождении мессии (фигуры, близкой к мессианской);
- Амрам и Йохевед разлучились – Иосиф и Мария не вступают в интимные отношения;
- в обоих случаях ангелы возвещают о будущей беременности
- рождение происходит при непосредственном вмешательстве Б-га;
- к Йохевед вернулось ее девичество (девственность?) – Мария сохранила девственность.
Иначе говоря, мифологема мидраша о рождении Моше очень близко подводит нас к раннехристианской мифологеме о рождении Иисуса.
Но намеки на возможность внеземного зачатия, а точнее, при участии Б-га, встречаются и в древних еврейских нераввинистических источниках. Это существенное обстоятельство, если учитывать, что раннехристианская теология формировалась под влиянием различных идеологий в еврейском мире I-II вв.[13]
Так, мы читаем в отрывке из трактата современника Иисуса, еврейского философа Филона Александрийского "О херувимах" (пер. Е.В.Матусовой):
Муж с женой, мужчина с женщиной сходится, следуя природе, с тем, чтобы вступить в детородное общение. А добродетелям, порождающим много совершенного, не положено иметь дело со смертным мужем, однако если они не примут плод от кого-либо другого то никогда не забеременеют сами собой. Тогда кто же то. кто сеет в них прекрасное, если не Отец сущего, невозникший и все порождающий Бог? Итак, сеет Он, а Его собственное порождение, которое Он засеял, дается в дар… То есть он самым ясным образом показывает, что Бог — это и дом, бестелесное место бестелесных идей, и отец всего, поскольку Он все это породил, и муж мудрости, сеющий для смертного рода семя счастья в благую и девственную землю. Ибо Богу подобает общаться с природой неоскверненной, нетронутой и чистой, поистине девственной, в противоположность тому, как это бывает у нас. Ведь когда люди сходятся для рождения детей, то девственниц это превращает в женщин, когда же с душой начинает общаться Бог, то ее, прежде бывшую женщиной, Он снова делает девственницей, потому что, убрав прочь низкие и немужественные желания, от которых она становилась слаба, как женщина, Он приводит на их место врожденные ей и беспримесные добродетели. С Саррой, например, Он не заговорит до тех пор, пока она не оставит все, что свойственно Женщинам и не взойдет в чин непорочной девственницы (Берейшит 18:11)… Итак, подобает, чтобы невозникший и неизменный Бог засеивал идеи бессмертных и девственных добродетелей в девичество, которое никогда не изменяет свой образ на образ жены. [Курсив мой - Ю.Т.]
Приводя в примеры Сарру (а также жен других патриархов), Филон, конечно же, прочитывает текст Берейшит аллегорически: он вовсе не утверждает, что жены патриархов имели непосредственный сексуальный контакт с Б-гом или снова становились девственницами . Но мы видим, что его мысль тесно пересекается с содержанием вышеупомянутых мидрашей – прежде всего, подчеркивая чистоту, непорочность тех женщин, которым предстоит рожать героев Торы. Филон подчеркивает обязательность вмешательства Б-га в рождение патриархов. И отсюда не может не возникнуть вопроса: а не могла ли идея зачатия девственницы в результате чудесного Б-жественного вмешательства возникнуть у Филона независимо от его аллегорического толкования – тем более, что Филон прекрасно ориентировался в раввинистической литературе? По крайней мере, именно таким вопросом задается выдающийся немецкий библеист Мартин Дибелиус.[14]
Наконец, очень любопытная фраза приводится в одном из кумранских документов – Уставе конгрегации (1QSa 2.11–12):
"… мужей выдающихся, созванных на собрание совета общины, когда Бог зачнет мессию с ними" (вэ-йолид эт ха-мошиах атем).
Этот текст вызвал оживленную дискуссию. По иронии судьбы, текст испорчен как раз на месте слова вэ-йолид (зачнет). Но большинство текстологов прочитывают его именно так (хотя есть и иные мнения)[15]. Кроме того, напрашивается связь этого стиха со строкой уже упомянутого мессианского Псалма 2:7 "Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне зачал Тебя" (ани ха-йом йелидтиха).
Наконец, обратимся к знаменитому библейскому стиху, содержание которого в огромной степени повлияло на формирование представлений о девственном зачатии Иисуса и на протяжении многих веков вызывало полемику между иудеями и христианами.
Речь идет о Йешаягу 7:14: " Итак Сам Господь даст вам знамение: "Дева во чреве приимет и родит Сына (ха-алма ха-хара вэ-йоледет бен)". Мы привели Синодальный перевод, т.е. официальный церковный перевод на русский язык. Теперь приведем еврейский перевод того же стиха в версии Мосад рав Кук: "вот, эта молодая женщина забеременеет и родит сына".
По сути дела, суть споров упирается в перевод единственного слова – алма.[16] Христиане переводят его как "дева", и утверждают, что тем самым у пророка Йешаягу содержится пророчество о будущем рождении мессии от девы, т.е. о непорочном зачатии. Иудеи же доказывают, что алма на библейском иврите означает "молодая женщина", и таким образом, ни о каком непорочном зачатии речи не идет: мошиах будет рожден естественными образом. Если бы речь у Иешаягу шла о девственнице, доказывают они, то было бы употреблено более подходящее для этого ивритское слова бетула.
Возникает вопрос: откуда тогда появилась "дева"? Дело в том, что при создании русского перевода Библии переводчики опирались не на оригинал – еврейский Танах, а на его древний греческий перевод – Септуагинту.[17] В Септуагинте слово алма в Йешаягу 7:14 переведено греческим словом партенос, обычное значение которого –"девственница". Но партенос, доказывают иудейские полемисты, как раз соответствует в Танахе слову бетула (девственница), а не алма.
Таким образом, говорят они, христианская концепция о пророчестве Йешаягу восходит к ошибочному переводу. Именно такое объяснение можно прочесть в популярных полемических брошюрах против христианства.
Однако все далеко не так просто – лингвистический и текстуальный анализ делает это объяснение не слишком убедительным:
1. Этимологические исследования показывают, что алма связана с элем, означающее "быть скрытым" (его антоним – гела, "раскрыться"). Но одновременно элем – это еще и "сексуальная зрелость, молодость". Иначе говоря, алма подразумевает, с одной стороны, сексуальную зрелость женщины, а с другой – сокрытость этой зрелости, т.е. сексуальную чистоту: иначе говоря, алма может характеризовать зрелую молодую женщину, не имевшую сексуальных контактов, и тогда перевод "молодая дева" будет вполне оправдан.[18] Данный вывод вполне подтверждается фактом употребления слова "алма" в Танахе в бесспорном значении "девственница". Вспомним историю со сватовством Ицхака и обратимся к Синодальному переводу ст. Берейшит 24:43: "то вот, я стою у источника воды, и девица, которая выйдет почерпать (вэ-хайя ха-алма хайоцет лишов), и которой я скажу: дай мне испить немного из кувшина твоего". Еврейские переводы в этом случае совпадают с Синодальным (алма в пер-де Ф. Гурфинкель – это "девушка", в переводе П. Гиля – "девица"). И это естественно: будущая жена Ицхака должна быть девственницей – но применительно к ней, тем не менее, здесь употреблено слово алма.
2. Что касается слово бетула, то хотя оно в Танахе чаще всего и означает "девственницу", но отнюдь не всегда. Например в Берейшит 24:16 о Ривке говорится "дева, которой не познал муж" (бетула вэ иш ло йедаа). Если бы бетула подразумевала "девственность", то последующее разъяснение было бы излишним.[19] В Иоэль 1:8 говорится: эли ки-бетула… ал-баал неурейха ("Рыдай, как молодая жена… о муже юности своей!"),т .е. речь, по всей видимости, идет о вдове, а значит, не о девственнице. Известные возражения того рода, что речь идет о помолвленной, но не успевшей выйти замуж девушке (например, когда ее жених умирает до свадьбы), неубедительны: слово баал, употребленное в этом стихе, в Танахе всегда относится к женатому мужчине (Берейшит 20:3, Шмот 21:3, 22, Дварим 24:1-4 и др.), т.е. речь явно идет о замужней женщине. И не случайно Септуагинта также переводит бетула здесь не как партенос ("девственница"), а как нюмфос ("молодая женщина"). В еврейском переводе Мосад Рав Кук также значится "молодая женщина". Подобных примеров можно привести немало: как указывает Ч. Айсбелл, "В языках Ближнего Востока не существует ни одного слова, которое подразумевало бы единственно и исключительно virgo intacta [букв. "нетронутую девственницу", т.е. девушку, никогда не имевшую сексуальных контактов – Ю.Т.])".[20]
Раши в своем комментарии на 7:14 употребляет традиционное алма, однако свидетельствует о хождении в еврейских кругах представлений, согласно которым Йешаягу предрекал необычное, чудесное рождение Мошиаха: "Некоторые объясняют, что это знамение: она была молодой женщиной, неспособной родить (ше зе ха-от, ше алма хайта вэ-эйна рэуйя левалед).[21] Разумеется, под "некоторыми" Раши подразумевает неких еврейских, а не христианских комментаторов – таким образом, он признает, что в еврейской среде бытовала идея чудесного рождения мессии. Вряд ли, конечно, из не совсем ясного высказывания Раши следует делать однозначный вывод (как его поспешно делают христианские полемисты), что Йешаягу имеет в виду именно непорочное зачатие: речь может идти о чудесных явлениях, подобных тем, которые сопровождали рождение Ицхака, Моше и др. Тем не менее, такая возможность вполне вероятна.
Подведем итоги: целый ряд еврейских источников дохристианского и раннехристианского периода свидетельствует, что к периоду создания и редактирования евангельских текстов (конец 1 - начало 2 в. н.э) имела место тенденция связывать рождение библейских героев с чудесными, сверхъестественными событиями. Ряд текстов со значительной вероятностью можно интерпретировать, как повествующие о "рождении свыше", т.е. непосредственно от Б-жественного вмешательства. Все это позволяет с известной долей уверенности считать, что раннехристианская идея "непорочного зачатия" созревала под влиянием различных течений в рамках религии Израиля и дораввинистического иудаизма, а не является плодом эллинизма или крайних эллинистических форм иудаизма.