Общеизвестно, что христианство появилось в Земле Израиля в I в. н. э. и поначалу являлось одной из множества иудейских сект. Основатели христианства были евреями и в первые десятилетия его существования не считали, что они оставили иудаизм или основали новую религию. Но уже к концу I века н. э. большинство в движении составляли люди нееврейского происхождения, и с тех пор и до наших дней христианство остается религией «нееврейской». При этом христиане считают себя «истинным Израилем».
Стоит сказать несколько слов касательно «иудео-христианского диалога». Этот диалог, во многом, – новое явление, неразрывно связанное с трагедией Холокоста и основанием жизнеспособного Государства Израиль. До того, как стали известны масштабы нацистских варварств и изуверств, христианские ученые — за некоторыми важными исключениями — не рассматривали раннее христианство как еврейский феномен и не интересовались иудаизмом как таковым. Так, иудаизм времен Иисуса назывался немецкими учеными «поздним иудаизмом» (по сути, после рождения христианства иудаизм рассматривался ими как мертвая религия), а дальней[1] шее его развитие не занимало их вовсе, разве что в целях антииудейской полемики ]. Христианство всегда считалось ими высшей религией по сравнению с «примитивным» иудаизмом. В подобной антисемитской атмосфере большинство еврейских ученых также не могли беспристрастно заниматься вопросами истоков христианства. Их сложно винить — они всего лишь отстаивали свое право на жизнь и, как оказалось, проиграли. Другими словами, отношения между христианами и евреями со II и до середины XX века н. э. можно охарактеризовать как «христианско-иудейскую полемику». Данная ситуация — по крайней мере, в западных странах — изменилась с середины XX в. отчасти потому, что многие христианские ученые стали задаваться вопросами взаимосвязи между традиционным христианским теологическим антииудаизмом, бытовым европейским антисемитизмом и нацистским геноцидом. В данной статье я попытаюсь описать историю возникновения христианства в свете исследований как христианских, так и еврейских ученых, за последние 60 лет.
Невозможно понять возникновение христианства в отрыве от развития еврейской истории, культуры и религии периода Второго храма. В I в. н. э. Земля Израиля являлась частью Римской империи: Иудея была римской провинцией с 6 г. н. э., а Галилея, где Иисус из Назарета вырос и провел большую часть своей взрослой жизни, находилась под управлением сына Ирода Великого, тетрарха Ирода Антипы, в период с 4 г. до н. э. по 39 г. н. э. Однако римляне были не первыми захватчиками этой территории — на протяжении большей части обсуждаемого периода у евреев не было государства.
Период Второго храма начался в 538 г. до н. э., когда персидский царь Кир Великий издал указ, позволяющий евреям вернуться в Иудею и восстановить Иерусалимский храм. Иудея существовала как т.н. «храмовое государство» в составе гигантской Персидской империи, пока в 332 г. до н. э. Александр Македонский не завоевал Сирию. О персидском периоде мы знаем всего ничего — это был «день малых вещей» (Зах. 4:10). Однако ни у кого из современных ученых нет сомнения в том, что именно тогда была дописана и отредактирована Тора. Вынести оценку «дню малых вещей» можно лишь в перспективе.
С пришествием Александра начался эллинистический период, который продолжался до аннексии Иудеи римлянами в 63 г. до н. э. После империи Александра Македонского Иудея входила в состав Птолемейского и Селевкидского царств, которые были основаны генералами Александра, провозгласившими себя царями. В этих условиях происходил процесс эллинизации иудаизма, который долгое время рассматривался исследователями только применительно к диаспоральному иудаизму и раннему христианству. Последнее часто рассматривается как смесь иудаизма и греческой мысли: все писания Нового Завета (далее: НЗ) написаны на греческом, который был родным языком второй по величине личности раннехристианской истории — апостола Павла (родом из диаспоры); его теология отражает глубокие эллинистические влияния, а его интерпретация Иисуса в немалой мере обязана эллинистическим мистериям (как и разнообразным еврейским мифам). К середине II в. н. э. христиане уже были в состоянии объяснять свою веру в контексте и терминологии греко-римской философии[2].
Прежде в изучении еврейской истории периода Второго храма было принято разграничивать иудаизм диаспоры, пропитанный греческим влиянием, и иудаизм Земли Израиля, на который греческая мысль оказала якобы лишь поверхностное влияние. В последние годы было продемонстрировано, что данная дихотомия не соответствует действительности. Земля Израиля также являлась частью большого эллинистического мира и попала под влияние греческого языка, культуры и мысли. Кроме того, между евреями западной диаспоры и евреями Иудеи существовали тесные связи: евреи диаспоры совершали паломничество в Иерусалим, а иногда даже переселялись в Иудею на ПМЖ. Их присутствие, несомненно, сказалось на усилении процесса эллинизации евреев Иудеи. Зарождение христианства и, в особенности, его дальнейшее распространение и развитие невозможно представить вне контекста эллинизации иудаизма. Ряд ученых даже считают, что в некоторых глубоко эллинизированных формах иудаизма (например, у Филона Александрийского, ок. 20 г. до н. э — ок. 45 г. н. э.) еще до появления христианства обнаруживается подавляющее большинство элементов раннехристианской теологии[3].
После того как Антиох IV Эпифан в 167 г. до н. э. запретил иудаизм, евреи, под предводительством священнической семьи Хасмонеев, подняли восстание против Селевкидов. Оно увенчалось успехом, и в конечном счете Хасмонеи превратились в правителей независимого иудейского государства (142 г. до н. э.). Сперва они правили в качестве первосвященников, а царями провозгласили себя лишь при Аристобуле I (104–103 гг. до н. э.).
Хотя между 142 и 63 гг. до н. э. Иудея была независимым государством, далеко не все евреи были довольны существующим положением дел. Хасмонеи сумели настроить против себя широкие массы населения, и многие евреи считали их узурпаторами, не имевшими права ни на первосвященнический титул, ни на царскую власть. Несмотря на то, что нам в точности не известно, когда и при каких обстоятельствах появились главные иудейские секты, описанные в позднейших источниках – ессеи, фарисеи и саддукеи, – но они возникли как раз в эту эпоху. Парадоксально, но именно при Хасмонеях, в период независимости (!), у евреев появились мессианские чаяния, не зафиксированные ранее. Несколько текстов, написанных в этот период, свидетельствуют о надежде на пришествие мессии (или мессий), который восстановит Царство Израилю, изгонит язычников и будет справедливо управлять народом[4] – например, в 17-ом из т.н. «Псалмов Соломона», на самом деле написанных в обсуждаемый период: автор псалма люто ненавидел Хасмонеев.
Другой группой, недолюбливавшей Хасмонеев и надеявшейся на пришествие двух мессий («мессии Израиля» и «мессии Аарона», т.е., по всей видимости, мессии-царя и мессии-первосвященника), была кумранская секта, которую большинство исследователей отождествляют с ессеями. Возможно, их идея касательно двух мессий родилась на почве нелюбви к Хасмонеям, которые в их глазах были узурпаторами. Кумраниты стремились разделить функции царя и первосвященника, а поэтому считали, что даже в идеальном будущем они должны осуществляться двумя мессиями. Мессия упоминается в таких псевдоэпиграфических произведениях, как 4-ая книга Эзры (в синодальном переводе: 3-я книга Ездры) и 2-ая книга Варуха, написанных в конце I века н. э., но говорить о какой-либо стройной концепции мессии в этих произведениях сложно. Скорее всего, в обсуждаемый период мессианские идеи являлись достоянием лишь малой части евреев. Большинство текстов, даже пропитанных ожиданиями конца света, победой сил света над силами тьмы, избавлением Израиля (или избранных праведников из его среды) от всех земных и небесных врагов, не упоминают мессию и не надеются на его пришествие. При этом они предлагают широкий ассортимент фантастических сценариев, в соответствии с которыми Б-г может исполнить Свой план избавления Израиля с помощью различных немессианских персонажей (земных и небесных) или вовсе без них. Другими словами, невозможно говорить о мессианской идее, как структурном элементе иудаизма Второго храма; речь может идти лишь об отдельных идеях некоторых авторов.
После Хасмонеев к власти пришел Ирод Великий (37–4 годы до н. э.). Сложно сказать, кто был беспощаднее по отношению к политическим оппонентам — Ирод или Хасмонеи, но в сохранившейся литературе Ирод описывается как настоящий зверь. И некоторые авторы того времени, окончательно потерявшие надежду в возможность улучшения жизни на земле, отказываются от концепции земного мессии и устремляют свои взоры к небесам. Вот, например, отрывок из Первой книги Еноха, говорящий о некоем сверхъ-естественном «сыне человеческом», который также называется Божьим «избранником» и «мессией» (в конце «Притч» проясняется, что этот мессия является не кем иным, как самим Енохом). Исследователи полагают, что данный текст был известен Иисусу из Назарета и повлиял на его самосознание:
(48:2) И в тот час был назван тот сын человеческий возле Г-спода духов и его имя пред Главою дней. 3 И прежде чем Солнце и знамения были сотворены, прежде чем звезды небесные были созданы, его имя было названо пред Г-сподом духов. 4 Он будет жезлом для праведных и святых, чтобы они оперлись на него и не падали; и он будет светом народов и чаянием тех, которые опечалены в своем сердце. 5 Пред ним упадут и поклонятся все живущие на земле, и будут хвалить и прославлять, и петь хвалу имени Г-спода духов. 6 И посему он был избран и сокрыт пред Ним, прежде даже чем создан мир; и он будет пред Ним до вечности. 7 И премудрость Г-спода духов открыла его святым и избранным, ибо он охраняет жребий праведных, так как они возненавидели и презрели этот мир неправды, <…> ибо во имя Его они спасаются <…> 8 И в те дни потупили взор цари земли и сильные, владеющие твердью, страшась за дела своих рук <…> 10 <…> они падут пред ним и не восстанут опять; не будет никого, кто бы взял их в свои руки и поднял: ибо они отвергли Г-спода духов и Его мессию. <…> (49:1) Ибо мудрость излилась на сына человеческого, как вода, и слава не прекращается пред ним от века до века. 2 Ибо он силен во всех тайнах правды, и неправда прейдет пред ним, как тень, и не будет иметь постоянства, так как избранный восстал пред Г-сподом духов; и его слава от века до века, и его могущество от рода до рода. <…> (51:3) И избранный в те дни сядет на престоле своем, и все тайны мудрости будут истекать из мыслей его уст, ибо Г-сподь духов даровал ему это и прославил его. 4 И в те дни горы будут скакать, как овны, и холмы будут прыгать, как агнцы, насытившиеся молоком; и все они сделаются ангелами на небе. 5 Их лицо будет сиять от радости, так как в те дни восстанет избранный; и земля возрадуется, и на ней будут жить праведные, и избранные будут ходить и шествовать по ней.
Данный пассаж является только лишь одной иллюстрацией широкого набора еврейских мифологических грез периода Второго храма. Немного более поздняя 3-я книга Еноха повествует (на иврите!) о том, как Енох после вознесения на небеса заработал статус «малого Я-хве». Мир евреев того периода был густо населен различными сверхъестественными существами, и все эти виртуальные персонажи играли разнообразные роли в не менее сказочных сценариях «последних дней», которые на самом деле уже наступили. Так, кумраниты верили, что их предводитель, Учитель праведности, возносился на небо, где восседал как главный в сонме богов, и что сами они спасутся «по вере» в него. В соответствии со 2-й книгой Еноха, загадочный Мельхиседек (которого кумраниты также почитали богом) был зачат матерью «от слова Б-жия» (без посредства ее мужа-первосвященника, это подробно оговаривается), а затем вознесся на небо, дабы отправлять там небесный культ. Так что тема зачатий от ангелов и духов (святых, разумеется), как и тема вознесения на небо, не была в диковинку евреям Второго храма[5]. Флавий сообщает, что Моисей только написал о себе, что умер, а на самом деле облако скрыло его из виду, и он исчез. А египетский еврей Йехезкель (известный как «драматург») в своей трагедии «Исход» повествует о том, как Моисей вознесся на небо, где Б-г освободил Свой престол ради такого гостя и передал ему Свои диадему и скипетр, и все воинства небесные подчинились ему. Другой автор, Артапан, рассказывает о том, как Моисей принес цивилизацию в Египет, за что местные обожествили его и поклонялись ему как богу Гермесу. В отрывках из т.н. «Молитвы Иосифа» праотец Яаков сообщает, что он не кто иной, как «Израиль, архангел и предводитель сыновей Б-жьих, который сошел с небес и жил среди людей». А в «Молитве Яакова» тот же персонаж позиционирует себя в качестве «наземного ангела». В 4-й книге Маккавеев рассказывается о том, что мать и семеро ее сыновей, замученных насмерть язычниками за нежелание предать иудаизм, «спасли и оправдали народ Израиля», «очистили землю», «искупили грехи народа» и «прогнали врага» посредством своей жертвы. Филон Александрийский был уверен, что библейские патриархи родились от Б-га, мало того, он писал, что после того, как Б-г «посетил» Сарру, она стала девственницей![6]
В этом контексте и стоит рассматривать деятельность Иисуса из Назарета, а также последующее возникновение фантастических мифов вокруг его образа. Его последователи, унаследовавшие всю эту мифологическую амуницию, пустили ее в ход в целях интерпретации фигуры своего учителя и объяснения смысла его миссии. Сейчас многие исследователи задаются вопросом, почему из всех мифологических категорий ученики Иисуса остановились на категории «мессия» – ведь в древнееврейском фольклоре было много других, не менее интересных сказочных титулов.
Что касается истории раннего христианства, то мы располагаем рядом источников. Большинство из них – христианские, однако имеются и нехристианские, например Иосиф Флавий, который дважды упоминает Иисуса в «Иудейских древностях» (93/94 год н. э.). Первое свидетельство (ИД, 18:63-64) посвящено Иисусу и его ученикам, однако большинство ученых считают, что значительная его часть является «доработкой» христианских переписчиков, стремившихся «улучшить» версию Иосифа. Похоже, Флавий написал лишь, что был такой человек Иисус, собравший вокруг себя толпу, которая желала слушать необычные речи. Еврейские руководители передали Иисуса римлянам, которые его казнили, но племя христиан и по сей день не вымерло. В другом месте Флавий упоминает, что Иисуса называли христос. Иисус и христиане упоминаются также в раввинистической литературе, однако эти источники были написаны через сотни лет после смерти Иисуса, в контексте христианско-иудейской полемики, и не имеют ценности для воссоздания истоков христианства [7].
Основным источником для изучения возникновения христианства являются книги НЗ. Начнем с т.н. Четверо¬евангелия. Евангелия (от греч. «еуангеллион», «благая весть»). повествуют о жизни, деятельности, смерти и воскресении Иисуса. Ученые до сих пор не пришли к согласию относительно их жанра. На наш взгляд, Евангелия стоит рассматривать в качестве ареталогий, то есть повествований о благих делах или подвигах бога или «божественного человека», — жанра, распространенного в греко-римском мире. Евангелия рисуют образ Иисуса с помощью всех цветов мифологической палитры иудаизма Второго храма, вкратце описанной выше. Воссоздание «исторического Иисуса» на основе Евангелий сталкивается с непреодолимыми методологическими проблемами, о чем свидетельствуют многочисленные безуспешные попытки ученых выделить историческое зерно в Евангелиях.
Синоптические Евангелия — от Марка (Мк.), Матфея (Мф.) и Луки (Лк.) — схожи по форме и структуре и содержат много общего материала. Евангелие от Марка, по мнению большинства ученых, было написано первым, около 70 года н. э., в Риме. В нем нет ни рассказа о чудесном зачатии Иисуса, ни подробного описания его воскресения. Текст заканчивается описанием пустой гробницы и тем, что женщины, обнаружившие ее, «были в экстазе, тряслись, и никому ничего не сказали, так как боялись» (Мк., 16:8); остальное (16:9-19) ученые считают позднейшей интерполяцией.
Матфей и Лука, писавшие на 10–20 лет позже, воспользовались Евангелием от Марка и еще одним гипотетическим источником, содержавшим изречения Иисуса, а также включили свое незаурядное воображение. Чтобы оценить, насколько велика была роль последнего, достаточно сравнить сюжеты Мф. и Лк., повествующие об одних и тех же событиях, но не почерпнутые ими из Мк. или из изречений Иису¬са, как, например, рождение Иисуса и его воскресение. По Мф., немедленно после рождения Иисуса его родители бегут в Египет в страхе перед Иродом, в то время как, в соответствии с Лк., они приносят его в Иерусалимский храм, чтобы выполнить заповеди Торы. Причиной этих различий были различные задачи авторов: для Матфея, наиболее «иудейского» из всех авторов НЗ, Иисус — это «новый Моисей», а поэтому он преследуем «новым фараоном» (Иродом) и должен оказаться в Египте, чтобы совершить оттуда «новый исход». Уже в пятой главе Мф. Иисус поднимается на гору и дает «новую Тору» (Нагорную проповедь). У Луки были несколько иные задачи: он стремился рассказать историю того, как возникла новая вера и распространилась по всему греко-римскому миру. Ему было важно показать Иисуса и его последователей в респектабельном, с точки зрения греко-римских наблюдателей, свете. Поэтому предки Иисуса, он сам, а затем и его ученики описаны как правоверные, соблюдающие законы и уважающие институты иудаизма люди. Именно поэтому после рождения Иисус должен был оказаться в Храме: ведь, согласно Торе, после родов еврейская женщина должна совершить жертвоприношение [8].
Что же касается Евангелия от Иоанна (Ин.; написано ок. 100 г. н. э., Малая Азия), то оно считается наименее исторически достоверным и наиболее теологизированным. Иисус описывается в нем как воплощение предвечного логоса (синод. пер.: «Слова»), сошедшего с небес, проповедовавшего истину и затем вернувшегося на небо. Логос был взят Иоанном из эллинистического иудаизма, куда он попал из греческой философии. Задолго до Иоанна Филон Александрийский рассуждал о логосе как о «первородном сыне божьем», «авторе и управителе вселенной» и даже «втором Б-ге», по образу которого был сотворен Адам! [9]. То, что для Филона было абстрактной философской категорией, для Иоанна обрело конкретную форму и историю в лице галилейского еврея.
Между синоптическими Евангелиями и Евангелием от Иоанна существует много противоречий, большая часть которых объясняется тем, что последнее намного больше сосредоточено на метафизическом смысле явления Христа, чем на его историческом образе. Принимая во внимание проблематичность Евангелий как исторических источников, большинство исследователей полагают, что мы в состоянии достоверно установить лишь следующие пунк¬ты биографии Иисуса. Родился он в еврейской семье из Галилеи, где впоследствии прожил большую часть своей жизни и сформировал начальную группу своих учеников («12 апостолов»). Он прославился своими чудесами (исцеление, изгнание бесов и т. п.), в основном, в районе Галилеи. Он восстановил против себя жрецов, управлявших Иерусалимским храмом, своим хулиганским поведением в Храме. Поведение Иисуса (и собранные им толпы), в свою очередь, послужили причиной его ареста и передачи Понтию Пилату, приговорившему его к распятию. После смерти Иисуса ученики каким-то образом пришли к заключению, что он снова ожил («воскрес»). С этого момента начался процесс мифологизации и интерпретации его образа при помощи фантастических категорий, унаследованных его учениками из современной еврейской мысли, так же как и из богатой мифологии греко-римского мира. Все эти «кирпичи»-мифологемы, из которых сейчас начал созидаться образ небесного спасителя, существовали в различных течениях древнего иуда¬изма задолго до этого, – как я проиллюстрировал выше несколькими примерами.
Эта картина легко вписывается в общий контекст жизни евреев I в. н. э. Из произведений Иосифа Флавия мы узнаем о чудотворцах, сформировавших вокруг себя толпы последователей. Флавий, относившийся к ним с неприязнью и считавший, что они сыграли немалую роль в разжигании безумных настроений в канун Великого восстания, называл их «колдунами и обманщиками». По большей части, их участь была похожа на участь Иисуса: римские власти, распознав способность этих чудодеев и их последователей вызывать общественные беспорядки, беспощадно расправлялись с ними, зачастую при поддержке трезвомыслящего еврейского населения [10].
Вопрос, почему из всех них именно движение Иисуса продолжило существовать после его смерти и переросло в мировую религию, занимает уже не одно поколение исследователей. Мы, разумеется, не дадим здесь исчерпывающего ответа на эти вопросы, а лишь попытаемся рассмотреть историю христианства от смерти Иисуса до окончательного разрыва между иудаизмом и христианством во II в. н. э.
Относительно раннехристианской истории мы располагаем рядом документов, вошедших в состав НЗ. Стоит отметить, что они не менее проблематичны с исторической точки зрения, чем Евангелия, и информация, в них содержащаяся, проливает свет лишь на малую часть ранне¬христианской истории. Единственное повествование об истории ранней церкви – от воскресения Иисуса и до прибытия апостола Павла в Рим в начале 60-х гг. н. э. – это Деяния апостолов, написанные, как считается, евангелистом Лукой. Большая часть книги посвящена Павлу и его миссии по распространению христианства среди язычников. Большинство исследователей полагают, что между реальным Павлом, как он предстает в своих аутентичных посланиях (ибо не все, что ему приписывается, было написано им), являющихся еще одним важным историческим источником, и Павлом в Деяниях, мало общего. Другими словами, как и в своем рассказе об Иисусе, Лука часто предпочитал изображать события и персонажи такими, какими они должны были быть, с его точки зрения.
Павел, вне всякого сомнения, – наиболее важная фигура раннего христианства после Иисуса. Он родился в еврейской семье в г. Тарсе, на юге Малой Азии, и, перебравшись в Иерусалим, присоединился к фарисеям. Он никогда не встречался с живым Иисусом и вначале был противником христиан. По дороге в Дамаск, где Павел собирался преследовать иудео-христиан, ему явился воскресший Иисус, которого он впоследствии называет «Господь», и велел ему проповедовать новообретенную веру по всему свету.
Дополнительные сведения о Павле и развитии его воззрений на Иисуса мы черпаем из его посланий в различные христианские общины. Павла интересовал не образ исторического Иисуса, реального еврея из Галилеи, а небесный «Господь», умерший за грехи всего рода людского, избавивший человечество от власти греха и смерти, а также Торы, и явившийся ему с небес по дороге в Дамаск. Очень быстро Павел осознал, что в его новой системе координат для Торы нет места, более того – она является помехой на пути обращения язычников к Б-гу Израиля (как он Его понимал). Многие иудео-христиане на первых порах продолжали соблюдать заповеди Торы, и Павел, в их глазах, вел себя как обезумевший преступник и предатель. Существенная полемика Павла против иудаизма направлена в адрес иудео-христиан, считавших, что язычники, обращающиеся в христианство, должны соблюдать Тору.
При обсуждении разрыва между христианством и иуда¬измом значительное внимание уделяется обожествлению Христа. Не отрицая важности этой проблематики, стоит обратить внимание на следующее: процесс обожествления Христа длился десятилетия, даже столетия. В первые годы существования христианства большинство христианских авторов занимали амбивалентную позицию по этому вопросу. Даже Павел, хотя иногда применял к Иисусу божественные термины и эпитеты, одновременно продолжал настаивать на том, что Б-г один. С исторической точки зрения, по всей видимости, главным катализатором разрыва между иудаизмом и христианством было не обожествление Христа, а разрушение Павлом и его единомышленниками рамок еврейской общины.
Основным результатом успешной миссионерской деятельности Павла явился новый, созданный им социум. Павел настаивал на равенстве евреев и неевреев в основанных им христианских общинах и на полноправной принадлежности неевреев к «богоизбранному народу» посредством веры во Христа, без какой-либо связи с соблюдением Торы. В то время как традиционный иудаизм считал, что основой завета между Б-гом Израиля и Его избранным народом является Тора, Павел считал, что этой основой является Христос. Само собой разумеется, что при таком подходе для Торы не оставалось места. Другими словами, Павел создал альтернативу еврейскому национальному единству – христианские общины, которые относили к себе весь спектр терминологии, описывающей взаимоотношения Израиля с Б-гом. Именно эта ситуация послужила катализатором становления христианства как самостоятельной религии, отдельной от иудаизма. Павел настаивал на преемственности между своими общинами и Израилем, и потому последствия его теологии и практики для последующей истории взаимоотношений между иудаизмом и христианством были катастрофическими.
В рамках раннего христианства Павел скорее был исключением из правил, чем нормой. Иудео-христианская литература первых веков н. э. в основном относится к нему с неприязнью, а то и открыто враждебно. Иудео-христиане, продолжавшие соблюдать заповеди Торы и остававшиеся частью народа Израиля, были скомпрометированы его стремлением стереть границу между евреями и неевреями, так же как и его пренебрежением Торой и еврейской традицией [11]. Однако дальнейшее развитие христианства сложилось таким образом, что позиция Павла стала нормативной, а другие течения либо исчезли, либо были подавлены церковными властями. Эта участь не миновала и иудео-христиан, которые, с одной стороны, занимали маргинальные позиции в еврейском обществе, а с другой — считались еретиками в глазах христиан.
На вопрос о том, когда именно произошел окончательный разрыв между иудаизмом и христианством, сложно дать однозначный ответ. Раннее христианство, как и иудаизм периода Второго храма, от которого оно берет свое начало, не было монолитной религией. Наряду с общинами Павла, которые можно рассматривать как феномен, изначально отдельный от иудаизма, существовали многие другие общины, остававшиеся частью еврейского сообщества. Другими словами, у разрыва между христианством и иудаизмом не было точной даты — часть христиан изначально не считали себя принадлежавшими к Израилю «по плоти», а часть продолжали рассматривать себя в качестве иудеев вплоть до IV века н. э. Между этими крайними позициями существовало огромное количество промежуточных вариантов.
Можно сказать, что к концу первой трети II века н. э. большинство христианских течений уже составляли самостоятельную религию, отдельную от иудаизма в глазах язычников – «нейтральной» стороны. Литература второго и третьего поколений христиан (например, послания Игнатия, послание Варнавы, труды Юстина Мученика) свидетельствует о нарастающей неприязни их к иудаизму и наполнена полемикой с заповедями Торы и евреями, не верующими во Христа, которые обвиняются в том, что погрязли в духовной тьме и подчиняются власти сатаны и его чертей. Авторы этих сочинений продолжают развивать доктрину Павла, прилагая к христианам весь комплекс терминов, изначально относившихся к народу Израиля и его взаимоотношениям с Б-гом Израиля. Параллельно с этим усиливается критика христиан, соблюдающих еврейские традиции.
Одновременно иудаизм также претерпевает ряд изменений — после разрушения Иерусалима исчезает главный культовый институт иудаизма, прекращаются жертвоприношения, теряются остатки территориальной автономии. В сложившихся условиях начинается работа над формированием новой концепции иудаизма и его консолидацией. Соблюдение заповедей Торы и устная традиция становятся основой еврейского само¬определения. Сектантская раздробленность, допустимая в период Второго храма, становится совершенно неприемлема, так как в условиях жизни в диаспоре она угрожает целостности еврейского народа.
Одним из примеров, иллюстрирующих нарастающую нетерпимость по отношению к сектантству в период после 70 г. н. э., обычно считается появление т.н. «благословления еретиков», то есть сектантов (биркат а-миним), и включение его в ежедневную молитву при раббане Гамлиэле II (ок. 90 г. н. э — ок. 110 г. н. э.). На самом деле, это не благословение, а наоборот, проклятие: «Да не будет надежды доносчикам, и да сгинут все еретики в один момент, и да истребятся в скором времени все враги народа Твоего. И вырви, сломи и подави злоумышленников в скором времени, в наши дни. Благословен Ты, Г-сподь, ломающий врагов и подавляющий злоумышленников» (перевод мой. – М. Т.). Основываясь на редких средневековых версиях этой молитвы, упоминающих христиан наряду с еретиками, некоторые ученые полагали, что это проклятие изначально было направлено против иудео-христиан и имело своей целью изгнание их из синагог. Однако в последнее время большая часть исследователей считает, что версия, содержащая слово «христиане», вторична, и изначально молитва имела своей целью осуждение всех сектантов-сепаратистов, а не собственно христиан.
По всей видимости, раннее раввинистическое течение не уделяло особенного внимания ни параллельно с ним развивавшемуся христианству, ни существованию иудео-христиан. Первый документ раввинистического иудаизма – Мишна, составленный около 200 года н. э., – нигде открыто не упоминает христиан и не полемизирует с христианством. В Тосефте (дополнении к Мишне, опубликованном в III в. н. э.) иудео-христиане упоминаются считанные разы, в контексте обсуждения алахических вопросов. Христиане-неевреи не упоминаются в ранней раввинистической литературе вообще. Раввинистическая литература начинает уделять внимание христианской полемике с иудаизмом лишь в IV–V вв. н. э., после того как христианство становится официальной религией Римской империи и вступает в открытый конфликт с иудаизмом при поддержке имперской власти.
Принято считать, что окончательный разрыв между христианством и иудаизмом произошел в период восстания Бар-Кохбы. Некоторые христианские авторы (Юстин Мученик, Евсевий Кесарийский) рассказывают о том, что предводитель восстания Шимон Бар-Кохба, провозгласивший себя мессией, преследовал христиан за отказ примкнуть к нему. Источники, повествующие об этом инциденте, содержат лишь общую информацию, и пытаться воссоздать на их основе даже приблизительную картину того, что на самом деле произошло в отношениях между Бар-Кохбой и христианами, считавшими его лжемессией, практически невозможно. Стоит отметить, что и раввины, пережившие восстание, в конечном счете осуждали Бар-Кохбу и называли его лжецом.
Мы полагаем, что к концу II в. н. э. можно с уверенностью считать раввинистический иудаизм и протоортодоксальное христианство двумя абсолютно самостоятельными религиями. Основы раввинистического иуда¬изма, заложенные в период Явне (70–132 годы н. э.) и впервые изложенные в Мишне, послужили толчком для дальнейшего развития раввинистической мысли и религиозной практики, в последующие столетия кодифицированных в Талмудах и обширной литературе мидрашей. В то же время христианские мыслители все больше отдалялись от иудейских корней христианства и зачастую намеренно стремились изжить элементы христианства, которые в их глазах были слишком иудей¬скими. В то же время многие исследователи полагают, что частые нападки на иудаизм в писаниях Отцов церкви парадоксальным образом свидетельствуют о популярности иудаизма среди рядовых христиан. Церковные иерар¬хи и христианские теологи были недовольны тем, что простые христиане продолжали ходить в синагоги, праздновать еврейские праздники, интересоваться иудей¬скими традициями и слушать еврейских проповедников, и именно поэтому описывали евреев, иуда¬изм и синагоги в наиболее зловещих тонах.