Общая характеристика диссертационной работы.
Исследование посвящено феномену синагогальной архитектуры северной Палестины позднеантичного периода, – региона, в котором анклав иудейских построек развивался наиболее свободно и масштабно по сравнению с любой другой частью Средиземноморья и Ближнего Востока. Но положение иудаизма в Римской Империи оставалось во многом маргинальным и обособленным, поэтому развитие синагогального зодчества было лишь относительно свободным и в реальности подчинялось многим ограничениям. Более того, в 438 г. строительство новых синагог было законодательно запрещено (Кодекс имп. Феодосия II), но фактически продолжалось. Значительную роль играло самообособление иудаизма и противопоставление себя окружающей культурной среде, что в период единой Римской империи, которая включила территорию Палестины, приобрело особенный смысл для формирования иудейского искусства. Способ религиозной и художественной самоидентификации иудаизма, вопросы генезиса архитектуры и декора синагог в связи с данными противоречивыми условиями их формирования – представляются сложными и многосоставными.
Большинство синагог имеют форму базилики или проявляют близость к этому архитектурному типу, что направляет работу в русло исследования вполне определенной формы и ее происхождения. Несмотря на кажущуюся простоту данной планировки, вариативность, с которой воспроизводится один лишь базиликальный тип, велико; это обстоятельство заставляет обратиться ко многим традициям региона. Религиозная среда в северной Палестине была разнообразной и конкурентной. Новые здания синагог встраивались в уже существовавший архитектурный контекст, который состоял из построек греко-римского периода. Они включали как классическую архитектуру Декаполиса, так и крупные и локальные ближневосточные традиции (Месопотамия, Сирия, Парфия, Ливан, Египет, Набатея, Хауран и др.). С конца V в. на данной территории под влиянием более сильных школ (эгейской и сирийской) начинает развиваться христианское зодчество. Все эти явления сформировали уникальную архитектурную стилистику монументального зодчества иудаизма, в которой в сложном синтезе соединялись одновременно архаические и новаторские черты.
Хронологические границы исследования охватывают позднеантичный период. Для восточных областей Римской (Византийской) империи его нижняя граница традиционно проходит от правления императора Диоклетиана (кон. III в.), когда произошли значительные изменения в политической, религиозной и культурной жизни. Позднеантичный период заканчивается правлением Ираклия (середина VII в.), когда восточные регионы Империи были окончательно потеряны. Данный отрезок времени обозначается в работе также как «ранневизантийский» или «период Мишны и Талмуда». В геополитическом контексте северной Палестины эти временные рамки прослеживаются по изменениям интенсивности строительства. С конца II в. строительная деятельность в городских центрах замирает, постепенно набирая силу только к рубежу III–IV вв. и достигая наибольшей интенсивности в V–VI вв. После персидского (614 г.) и арабского (636 г.) завоеваний в Палестине заканчивается наиболее яркий период архитектурного развития.
Исследование генезиса архитектурных типов и решений заставляет обращаться и к более древним эпохам, а именно – к классической античности, эллинизму, римскому периоду.
Географические рамки исследования включают в себя всю территорию северной Палестины как области наиболее интенсивного иудейского строительства и центра религиозной власти иудаизма начиная с III в., то есть после выселения евреев за пределы Иудеи в I–II вв. Благодаря тому, что именно на севере концентрировалось основное еврейское население не только Палестины, но и всего Средиземноморья и Ближнего Востока, синагогальное зодчество именно на этой территории имело интенсивное, последовательное и разнообразное развитие, позволяющее проследить противоречивые процессы внутри иудаизма. Его эклектичная архитектурная стилистика была плодом многовекового развития монументальных традиций на данной территории. Синагоги же южных регионов имели свои особенности развития в силу относительной разрежённости и малочисленности иудейских общин. В рассматриваемую территорию северной Палестины вошли Голанские высоты, южные предгорья Ермона, Нижняя и Верхняя Галилея, Кармил, побережье Средиземного моря, Бейт-Шеанская долина и отчасти Самария. Эта территория близко соотносится с политическими границами Палестины Второй, возникшей в начале V в. благодаря историческим и религиозным особенностям данного региона, а также частично охватывает Палестину Первую, Финикию, Арабию. В работе анализируются памятники административных областей: Кесария Панеада, Тетракомия, Иппос, Гадара, Тверия, Диокесария, Ком Наис, Птолемаида, Легио, Дор, Габаа, Кесария, Тир, Нарбаттен, Севастия, Скифополис.
Актуальность работы. Синагоги северной Палестины остаются не до конца оцененными в контексте позднеантичной архитектуры, в то время как их появление предшествовало строительству церквей и могло влиять на формирование образа христианского храма. В силу малочисленности синагог на территории Средиземноморья и Ближнего Востока, их роль в ранневизантийском мире, когда осуществлялся переход от старого мира к новому, многим исследователям представляется несущественной. В общепризнанных монографиях по ранневизантийской архитектуре (Г. Крауфут, Р. Краутхаймер, К. Манго, Р. Мильбурн, А. Якобсон и другие) синагоги не упоминаются. Очевидно также, что ранние традиции иудейского зодчества лежат в основе архитектуры синагог более поздних периодов, вплоть до наших дней. По этим причинам изучение ранней иудейской традиции представляется актуальным для широкого научного контекста. Если же обратиться к более узкой проблематике, то степень изученности иудейской архитектуры северной Палестины нельзя признать удовлетворительной. Рассмотрение синагогального искусства в отрыве от доминирующего раннехристианского ведет к обеднению общих представлений о данной эпохе, а также не позволяет использовать богатейший методологический аппарат, накопленный в византинистике не за один век. Локальные параллели и сравнения синагог с церквями, проводимые в отдельных исследованиях, не могут решить данную проблему, она требует более системного подхода. Необходима верификация ряда датировок синагог, их реконструкций, создание новой классификационной системы и более широкое, отточенное и рафинированное понимание стилистики построек, что крайне сложно без использования существующего историографического опыта в области изучения христианского искусства. Подобный, предпринятый в диссертации подход поднимает изучение синагог на новый уровень, вносит их в общий контекст позднеантичного искусства и позволяет проводить планомерные и полномасштабные сравнения между архитектурными традициями разных религий. Работа является актуальной и важной еще и потому, что проблемы датировок и атрибуций памятников в истории позднеантичной архитектуры часто возникают из-за следования априори сформировавшимся представлениям о линейном развитии искусства, о его типологической эволюции, из-за ориентации при анализе памятников исключительно на новые архитектурно-декоративные явления. При этом игнорируются силы архаизирующего начала в искусстве, которое в провинциях долгое время оставалось влиятельным. Синагоги представляют собой анклав памятников, в которых последовательно развивались, именно архаичные тенденции, в то время как при создании местных христианских храмов, в основном, следовали новаторским. Этот уникальный пример сосуществования построек с различными стилистическими характеристиками на одной территории позволяет проследить процесс формирования отдельных архитектурных и декоративных решений в позднеантичном искусстве региона, составить объективное представление о хронологической последовательности их появления и о специфике развития.
Существование синагог одновременно с церквями является свидетельством альтернативного и своеобразного развития общих традиций древности, которое происходило и в христианстве, и в иудаизме. До сих пор не существовало исследования, показывающего уникальность и одновременно истинный масштаб такого явления как архитектура синагог северной Палестины, позволяющего прослеживать разные грани проблемы межцивилизационных и межконфессиональных взаимодействий. Их изучение в настоящее время представляется особенно актуальным в связи с современными историко-культурными процессами на Ближнем Востоке. Этот регион на протяжении тысячелетий является местом пересечения и взаимообогащения различных цивилизаций.
Проблема соотношения консервативных и новаторских тенденций, прослеживаемая на многих уровнях развития архитектуры и декора синагог, является предметом исследования. Синагоги сконцентрированы на небольшой территории северной Палестины, где их развитие продолжалось с непродолжительными перерывами на протяжении долгого времени, начиная с эпохи Второго Храма и заканчивая временем исторических катаклизмов в VII в. Это позволяет отчетливо проследить последовательность всех этапов становления иудейской архитектуры, неразрывность процесса формирования облика синагог.
Автономность культурно-религиозного пространства северной Палестины, с одной стороны, сковывала творческие возможности иудаизма. Противопоставление доминирующим традициям было одним из способов самоидентификации иудейского искусства. В то же время, его изолированность способствовала своеобразному развитию, заставляя искать решения в самых разных и, как правило, древних культурных пластах. Это предопределило уникальный характер архитектуры синагог в регионе, по сравнению с единовременной христианской традицией, которая существовала в более универсальном контексте на территории всего Средиземноморья и Ближнего Востока. Но при всей индивидуальности иудейской архитектуры, в ней действовали общие тенденции эпохи, которые предполагали синтез различных древних традиций (эллинистических и ближневосточных) и их дальнейшую интерпретацию в русле новых стилевых направлений и идей. Раскрытие этого сложного процесса формирования стилистики иудейской архитектуры является составной частью главной решаемой проблемы.
Объектом диссертации являются синагоги северной Палестины позднеантичного периода, общее число которых превышает 80 памятников, не считая тех, от которых остались лишь незначительные фрагменты. Диссертационным исследованием охвачены все эти постройки, но подробно анализируются лишь наиболее сохранные и важные из них: синагоги в Капернауме, Хоразине, Бараме, Хорват-Шеме и Бейт-Альфе.
Специфика исследования предопределяет необходимость обращения к греко-римским истокам сакрального зодчества, к монументальной архитектуре поселений Декаполиса, нескольких независимых городов северной Палестины (Кесария Палестинская, Кесария Филиппова, Диокесария), а также святилищ в Омрите и Кедеше (посвящение неизвестно). Рассматривается и традиция ближневосточного зодчества предшествующей эпохи на соседних территориях, а именно Сирии, Парфии, Египта. Широкий сравнительный анализ синагог и памятников, связанных с иными культовыми и архитектурными традициями, делает необходимым обращение и к ранневизантийским постройкам Восточного Средиземноморья.
Целью работы является раскрытие феномена синагогальной архитектуры северной Палестины позднеантичного периода, с выявлением истоков типологии, композиционных особенностей культовой иудейской архитектуры и специфики декоративного оформления синагог региона. В связи с данной целью решаются следующие задачи:
– определение исторических условий, внешних и внутренних причин, которыми можно объяснить формирование особенностей архитектуры синагог;
– расширение хронологической и географической перспективы изучения синагог, с введением их в общий средиземноморский и ближневосточный контекст, а также в проблематику исследований по позднеантичной эпохе;
– систематизация сведений обо всех известных позднеантичных синагогах северной Палестины;
– учет данных археологии и сохранившихся памятников архитектуры;
– критический анализ существующих классификационных систем типологии синагог северной Палестины; разработка новой классификации;
¬– верификации устоявшихся представлений об эволюционном развитии позднеантичной архитектуры синагог северной Палестины;
– предложение новых реконструкций и датировок для отдельных памятников, которые способны повлиять на общие теоретические представления обо всем синагогальном зодчестве;
– выявление технических, композиционных, стилистических особенностей иудейской архитектуры; определение их генезиса и развития;
¬– исследование форм декора и их места в сложении и развитии архитектурных образов.
Научная новизна исследования. Диссертация посвящена многоаспектной проблеме формирования специфических особенностей синагогального зодчества северной части Палестины. В работе впервые архитектура позднеантичных синагог исследована во всей своей совокупности и с надлежащей глубиной анализа, учитывающего последние открытия и достижения истории, археологии и искусствознания. На основе сравнительного анализа строительных традиций иудаизма, язычества и христианства, выделения наиболее важных элементов композиций сформирована новая классификационная система для всех синагог Палестины. В диссертации предлагается ряд новых реконструкций, важных для понимания общего развития архитектуры синагог (Капернаум, Хоразин, Барам, Хорват-Шема, Газа). Впервые особое внимание уделяется стилистическому анализу отдельных архитектурных и декоративных приемов синагог и их происхождению, рассматривается архитектурный контекст мозаик и фресок (на примере Бейт-Альфы), проверяются данные эпиграфики (на примере Газы), что позволило предложить новые датировки спорных и наиболее значительных иудейских памятников, которые влияют на представление о развитии всей остальной синагогальной архитектуры.
На настоящий момент недостаточная развитость аналитического аппарата в историографии по синагогам, приводит к тому, что данные археологических методов работы не всегда совпадают со стилистическими наблюдениями, хотя в диссертации в ряде примеров после проведенного анализа это противоречие было снято. Во многих случаях недостаточно определить греко-римский или ранневизантийский источник заимствования, но необходимо также указать на конкретную архитектурную школу, в которой прием был изначально представлен. Подобный подход позволяет разобраться в сложной эклектичной стилистике иудейского зодчества, выявить и определить ее составляющие. В греко-римский период Палестина была перекрестком нескольких школ зодчества: набатейской, сирийской, классической римской и доминировавшей в то время александрийской. Во многом эта эклектичная ситуация сформировалась в эпоху Ирода Великого, строительная деятельность которого предвосхитила расцвет полисов во II в. Взаимодействие различных архитектурных традиций происходило и в позднеантичный период, что до сих пор не акцентировалось в исследованиях по синагогам. Важно понять, каким образом эта система могла сохраниться после перерыва в строительстве в середине III в. и в середине V в., и в какой мере прежняя региональная школа повлияла на архитектуру синагог. Комплекс этих взаимосвязанных вопросов ставится и решается в данной диссертации впервые. Подобного рода исследование, посвященное архитектуре Египта эллинистического, римского и ранневизантийского периодов, было сделано Ю. МакКензи.[1] Работа этого автора важна с точки зрения разработанной методологии, но также она значительно облегчает выявление влияний со стороны египетской архитектурной традиции на архитектуру Палестины начиная с греко-римского и заканчивая позднеантичным периодом. По архитектуре сирийских и ливанских регионов, которые также оказывали влияние на Палестину этих периодов, аналогичных полномасштабных монографий пока не существует, поэтому в работе используется целый ряд отдельных исследований.
Методика исследования. В диссертации используется комплексный анализ памятников, который основан на применении методов стилистического, археологического, исторического изучения памятников и архитектурных явлений. Большое значение имел метод изучения памятников в натуре, с детальной фотофиксацией. Выводы и наблюдения построены на тщательном архитектурном анализе, на сравнении исследуемых памятников с греко-римскими языческими святилищами (III в. до н.э. – III в. н.э.) и единовременными византийскими храмами (IV–VII вв.). Уделено значительное место анализу художественного образа построек.
Степень изученности синагог северной Палестины. Историография по синагогам обширна и включает в себя как обобщающие монографии, так и частные исследования. С открытием многих из ныне известных синагог связаны имена самых первых исследователей, которые стоят у истоков археологии Святой Земли в XIX – начала XX в. Среди них особо важную роль сыграли Г. Коль и К. Ватцингер, К. Кондер и Г. Китченер, М. Вогуэ, Ч. Вилсон, Э. Робинсон, В. Гёрэн и другие. Русские ученые того времени также принимали активное участие в изучении Палестины, но с их именами не связано открытия ни одной синагоги. Первая волна исследования синагог завершилась рядом публикаций, составленных самими путешественниками. Второй этап их изучения был связан с тем, что эпоха экспедиций примерно с 30-х гг. XX в. сменилась планомерными раскопками. Новое поколение исследователей – Э. Сукеник, Э. Гудинаф, М. Ави-Йона и другие – во многом, базировались на научном наследии своих предшественников, но ученые ввели в научный оборот большое число ранее неизвестных синагог и различных теорий, с ними связанных.
Пик археологических открытий пришелся на 60–90-е гг. XX в., но и сейчас активность работ высока. Их интенсивность, несмотря на политические и экономические сложности, все возрастает. За последние десятилетия археологическое изучение позднеантичной Палестины превратило представление о ней как малозначительной провинции в понимание того, что она играла заметную роль в архитектурном развитии всего Средиземноморья и Ближнего Востока и была богата постройками нескольких конфессий. Новые открытия памятников или открытия в прежде известных – меняют многие представления об устоявшихся датировках и реконструкциях. С 70-х гг. XX в. на помощь пришли первые монументальные каталоги. Важным шагом явилось издание археологической энциклопедии по всем памятникам Израиля под редакцией М. Ави-Йоны. С 90-х гг. началось издание новой, расширенной и обновленной энциклопедии под редакцией Э. Штерна.
Синагоги удостоились нескольких работ каталогизирующего характера. Первой в их ряду оказалась двухтомная монография немецких ученых Ф. Гуттенмайстера и Г. Реега (1977), которые собрали сведения об иудейских и самаритянских синагогах, с небольшой вводной частью. Еще не успел потерять свою научную ценность монументальный каталог синагог, составленный вскоре после этого М. Хиат (1979). Он объединил сотни отдельных исследований и археологических отчетов; систематизированному описанию памятников и каталогу иллюстраций предшествует подробное вступление, в котором обосновывается разделение памятников по географическому признаку. Во многом, именно эта докторская диссертация, а также обновленный к началу 90-х гг. каталог синагог З. Илана – предварили и облегчили исследования Р. Хахлили и Л. Левина в конце XX в., в которых заложено основное понимание иудейского искусства на территории Палестины и Диаспоры, раскрыта роль синагоги в ее литургическом и художественном смысле, обозначены этапы развития синагоги как общественного института. Оба автора также не раз представляли коллективные сборники статей по синагогальному искусству. Важны также сборники статей под редакцией Д. Урман (1994–1998 гг.), которые объединили важнейшие на тот момент открытия. В вышедшей в 2007 г. монографии Д. Милсона впервые системно объединяется христианская и иудейская позднеантичная архитектура Палестины (с основным акцентом на т.н. «византийских» синагогах), уделяется большое внимание точным датировкам памятников, выстраиваются на этой основе группы по хронологическому принципу, вырабатываются представления о последовательном развитии синагог. Работу сопровождает полный и удобно устроенный каталог иудейских памятников, в котором учитываются свежие археологические открытия, публикуются точные и подробные планы. Р. Хахлили[2] и Л. Левин[3] в последние годы издали новые монографии, которые, во многом, основываются на их предшествующих публикациях и подводят итог многолетним исследованиям. В работе Р. Хахлили объединены все данные о синагогах периода Второго Храма и позднеантичного периода на территории Палестины. Отдельным разделом опубликован долгожданный отчет по раскопкам в Кационе, загадочном и важном для изучения греко-римских основ синагогального искусства месте. Автор этой книги собрала максимально полный материал по каждому затронутому вопросу, объединила информацию в стройную систему, что создает иллюзию лучшей изученности синагогального искусства, чем есть на самом деле. Пересказывая одно или несколько мнений, она не предлагает их проверки и не вступает в дискуссии. Монография Хахлили в основе своей историографична, преобладает строго археологический подход, но новых идей и анализа произведений в ней не так много. До сих пор в отечественном искусствознании монография Л.С. Чаковской[4] остается единственной публикацией по синагогальному искусству, но основная новизна данной работы заключается в анализе мозаичного искусства и его религиозной семантики. Данная диссертация является первой работой, где представлено наиболее полное исследование синагогальной архитектуры и ее скульптурного декора.
Греко-римская стилистика синагог давно привлекала внимание исследователей. Одним из первых трудов, который остается до сих пор крайне важным для понимания процесса эллинизации иудейского искусства, была многотомная монография Э. Гудинафа («Еврейские символы в греко-римский период», 1953–1968), с монументальной аналитической базой и каталогом иллюстраций, многие из которых были опубликованы впервые. Выработанная им методология межцивилизационных сравнений и параллелей до сих пор используется в исследованиях современных ученых. Использована она и в настоящей работе, но применена не к изобразительному искусству, а к архитектуре, с акцентом не на религиоведческих наблюдениях, а на исключительно искусствоведческих. В монографии Л. Левина «Эллинизм и иудаизм в античности: конфликт или слияние?» рассматривается исторический контекст, в котором происходило противоречивое слияние двух культур, начиная с эпохи эллинизма и заканчивая периодом Мишны и Талмуда. В его новой монографии, выпущенной в 2012 г. («Визуальный иудаизм в период поздней античности»), многие из этих сведений обновляются более зрелыми идеями, проводится важный водораздел между различными иерархическими структурами в иудейском обществе (патриархат, раввины и т.д.). Особенно важным кажется раздел под названием «Искусство и иудейская идентичность в позднюю античность», многие идеи которого в диссертации анализируются и оспариваются.
Работе Левина предшествовала крайне важная и более целостная монография его ученика С. Файна, в которой затрагиваются похожие вопросы, связанные с пониманием синагогального зодчества («Искусство и иудаизм в греко-римском мире», 2005). Автор развивает идею о том, что иудейское искусство было неотъемлемой частью огромного греко-римского мира, построенного на визуальной культуре. Адаптируя и видоизменяя художественные формы доминирующей цивилизации, иудеи образовывали самостоятельное «искусство меньшинства». С. Файн выделяет археологические исследования Э. Сукеника, который последовательно связывал синагогальное искусство и раввинистический иудаизм, не противопоставляя их друг другу. Файн, возвращаясь к подобному подходу в изучении иудейского искусства, отмечает, что он был утрачен в большей части последующих работ. В целом, несмотря на большое число публикаций и монографий по синагогам, остается немало лакун, связанных именно с искусствоведческим анализом иудейского искусства, что заметно в работах порою даже на уровне используемой терминологии, не говоря об общем масштабе и контексте проблематики. Если Левин, Файн развивают понимание литургической, общественно-социальной роли синагоги, то Хахлили, напротив, в сравнительно сухой форме приводит систематизированные данные о постройках. Многие из предложенных еще в 10–30-е гг. XX в. определения и реконструкции до сих пор повторяются из одной работы в другую без особой верификации данных, что приводит к целому ряду ошибочных представлений. Зашли в тупик и многочисленные попытки классифицировать синагоги. Все эти проблемы ставятся и решаются в данной работе, хотя их объем невероятно велик и едва ли может быть охвачен и в более монументальных трудах.
Основное число синагог сосредоточено в северной Палестине, поэтому практически все работы по иудейскому искусству посвящены им, но в отдельную публикацию они пока не выделялись. В 2015 г. появилась монография С. Верлина, посвящённая синагогам только южной Палестины («Древние синагоги южной Палестины, 300-800 гг. Живя на окраине»). Автор обосновывает принципиальную разницу между архитектурным развитием южных и северных регионов Палестины. Из исследований по северным постройкам можно выделить несколько наиболее важных публикаций, в которых рассматривается одна или несколько соседних синагог. Во время первых экспедиций начала XX в. было открыто около десяти наиболее хорошо сохранившихся и богато декорированных синагог, каждая из которых сохраняет свою значимость для представления об общем развитии синагогальной архитектуры и поныне. Большей их части посвящены новые исследования, основанные на проведенных в 1970-2000-х гг. археологических раскопках. Так, новый импульс в изучении синагоги в Капернауме придали открытия францисканских ученых В. Корбо и С. Лоффреды («Монеты из синагоги в Капернауме», 1997), вслед за которыми к этому памятнику обратился целый ряд исследователей. Сложному скульптурному декору Капернаумской синагоги посвящены исследования Р. Амира, Й. Турнхейм (антаблементы), М. Фишера (капители). Хоразинская синагога подробно изучается на протяжении десятилетий археологами Еврейского Университета в Иерусалиме – З. Евином, Н. Мэй и И. Старка. Барамская синагога проанализирована в работах Р. Йакоби, Р. Амирана, Н. Авигада. М. Авиам затрагивает совершенно неразработанную проблему сполий в синагогах на примере Барама. С учетом его теорий, в диссертации вторично-используемым элементам во многих других синагогах посвящен целый раздел, который основан на концепциях, прекрасно представленных в обширной историографии по сполиям в церквях. Корпус голанских синагог, которые особенно активно реставрируются в наши дни, изучается целым рядом исследователей, среди которых ведущую роль играет З. Маоз. Целая группа синагог горы Мейрон и ее окрестностей (Гуш-Халав, Набратейн, Хорват-Шема) последовательно были открыты и опубликованы с подробным анализом Э. Мейерсом, хотя в его отчетах многие спорные места сглажены и потребовали более тщательной проработки. Несмотря на такое обширное число работ, до сих пор датировки и реконструкции упоминаемых синагог остаются спорными, а их архитектурная стилистика не нашла полного и достойного определения, не сопоставлена с основными тенденциями ранневизантийского искусства в целом. Стратиграфические данные часто противоречат стилистическому анализу, который разработан не так хорошо. Подробное исследование нескольких синагог (6 памятников) привело к результатам, крайне отличным от тех, что представлены в целом ряде работ. Это заставляет более внимательно пересматривать и анализировать каждый уже, казалось бы, изученный памятник.
Синагоги с мозаичным декором, изучение которого имеет свою специфику, представлены в работах Э. Сукеника (Бейт-Альфа), М. Дофана (Хамат-Тверия), З. Вайса (Сепфорис), Р. Талгам, Р. Хахлили и других. З. Вайс внес значительный вклад в понимание вопросов взаимовлияния между христианским и иудейским изобразительным искусством на примере анализа сложного мозаичного декора синагоги в Сепфорисе.
Две новооткрытые синагоги в Вади-Хамам и Хукок также находятся в северной Палестине и изучаются У. Либнером и Дж. Магнесс. Магнесс, помимо работы под собственным археологическим проектом, опубликовала большое число статей, в которых опровергаются многие из общепринятых теорий относительно синагог северной Палестины (Капернаум, Хорват-Шема) и их датировок. Ее выводы, с которыми не всегда можно согласиться, оригинальны и смелы и создали стимул для изучения уже, казалось бы, известных памятников. В диссертации освящаются противоположные точки зрения различных дискуссий и высказываются собственные, основанные на стилистическом анализе памятников.
Открытие греко-римских святилищ и ранневизантийских церквей Палестины имеет свою обширную историографию. Данные памятники известны в европейской научной среде гораздо лучше, чем синагоги. История изучения церковного искусства продолжительна и включает в себя сложные перипетии и постепенную выработку научного подхода из сугубо религиозного. Исследования же синагог начались сравнительно недавно (чуть более века) и проходили с разной степенью интенсивности. Изначально они привлекли внимание европейских ученых за счет своего необычного изобразительного ряда (Дура-Европос, Бейт-Альфа), не встречавшегося в церковных памятниках. Долгое время их изучение подпитывалось целью опровергнуть представление об аниконизме еврейского искусства и видением синагог лишь как прототипов для христианских храмов, но не как самодостаточного явления, с комплексом сложных архитектурно-декоративных решений. В настоящее время изобразительное (мозаичное) искусство синагог, их роль как религиозного и социального института изучены в достаточной мере полно, чего нельзя сказать об их архитектуре, скульптурном декоре и стилистике. В данной работе формулируются новые представления и теории о развитии и тенденциях монументального иудейского зодчества, которые подчеркивают его художественную самоидентификацию и ставят в один ряд с раннехристианским искусством.
Положения, выносимые на защиту:
– новая классификация синагог и их статистика в соответствии с введенными группами (с учетом результатов анализа предшествующих классификаций);
– новые реконструкции архитектуры и декора синагог в Капернауме, Хоразине, Бараме, Хорват-Шеме;
– новые датировки синагог в Капернауме, Хоразине, Бараме, Хорват-Шеме, Газе на основе стилистического и сравнительного анализа памятников с греко-римскими и ранневизантийскими аналогами, а также на основе эпиграфических данных (Газа);
– выделение различных принципов и способов архаизации в синагогальном зодчестве на всех уровнях от планировки до деталей декора;
– межрелигиозные коннотации и самоидентификация иудаизма за счет архитектурно-декоративных средств.
Материал диссертации может найти практическое применение в преподавательской деятельности, при чтении общих курсов по синагогальной архитектуре и по архитектуре позднеантичной эпохи Ближнего Востока и Средиземноморья. Пока эксклюзивные курсы по синагогальному искусству существуют только в Израиле и в некоторых западных университетах. Предложенные в диссертации реконструкции памятников могут быть использованы при реставрационных работах. Новая классификация синагог, сформированная автором, является целиком самостоятельной системой, дальнейшее внедрение которой в исследования может значительно упорядочить изучение синагогального искусства в целом.
Диссертация прошла широкую апробацию. Основные положения диссертации опубликованы в рецензируемой периодической печати и научных сборниках, а также доложены на заседаниях Сектора древнерусского искусства Государственного института искусствознания Министерства культуры Российской Федерации, семинарах Научно-исследовательского института теории и истории архитектуры и градостроительства, научных конференциях как в России, так и за рубежом, в том числе на двух Всероссийских научных сессиях византинистов в Москве (МГУ, 2011, 2013), двух Международных Византийских Конгрессах в Лондоне и Софии (2006, 2011), конференции, посвященной позднеантичной школе Ямвлиха и Прокла в Афинах (2009 г.), на лектории археологического проекта в Иппосе-Суссите (2014 г., на англ. яз.), на семинарских занятиях по римской архитектуре в Высшей Школе Экономики (2015 г.). Также автор имеет археологический опыт (участие в раскопках в Иппосе-Суссите, Бейт-Шеариме, Наарийе, Мигдаль Озе, Шифте (2014-2015)) и реставрационный (реставрация коптской церкви св. Марии аль-Муалляка в Каире (2006)).
Основное содержание работы.
Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии и приложений с иллюстрациями.
Кроме постановки вопроса и историографии Введение включает еще два раздела, освещающих историко-культурное развитие северной Палестины и анализ происхождения названия синагоги. Особое внимание уделяется формированию официальных геополитических государственных границ региона в римский и ранневизантийский период (сформировались при Августе, Диоклетиане и Феодосии Младшем) и фактических, обусловленных расселением различных религиозных общин. Определяющей для процесса архитектурного формообразования была атмосфера относительного религиозного плюрализма. Наиболее важную роль в административном управлении региона и религиозной жизни играл иудейский патриархат в Тверии (наси). Его существование представляется необычным на фоне многочисленных законов, которые последовательно ограничивали права иудеев, а также в соседстве с несколькими христианскими епископатами северной Палестины (Кесария, Скифополь, Максимианополь, Капитолий).
Варианты названий синагоги («просевхи», «бейт-кнессет» и т.д.) упоминаются в письменных источниках (Иосиф Флавий, Филон Александрийский, эпиграфика). Их обзор показывает, что упоминались синагоги позднеантичного периода крайне редко, в основном – в христианских итинерариях, хрониках и законодательных корпусах, что ранее не систематизировалось и не освещалось в историографии. В иудейских источниках встречаются лишь косвенные указания на синагоги, без их точного географического местоположения, но с особенным вниманием к их символическому и мистическому значению (Л. Левин). Источники формируют представление о продолжительности строительства культовых мест иудеев, об изменениях численности синагог, их масштаба и качества на протяжении веков.
Основная часть состоит из четырех глав.
В первой главе «Типологическая классификация и периодизация синагог»
впервые анализируются существующие системы и принципы классификации синагог. Первоначальная эволюционная система, состоявшая из трех групп («галилейская», «византийская», «промежуточная»), постепенно разрушалась в результате новых открытий и передатировок отдельных синагог. Появлялись новые системы, сначала независимые от хронологической последовательности, но придерживающиеся прежних групп; затем региональные (Э. Мейерс), статистические (М. Чиат), просто хронологические, без каких-либо типологий (Д. Милсон). Параллельно с этим предлагалось выделить дополнительные группы «голанских» синагог с подгруппами, но поскольку их выделение основывалось на декоративных признаках, подобное решение еще больше запутывало архитектурную классификацию. В результате, проблема многообразия синагог не находила разрешения, неоднократно констатировался факт невозможности систематизации всего материала.
В настоящей работе предлагается классификация, основанная лишь на архитектурных признаках: первичных, то есть планировочных (базиликальные продольные или поперечные, квадратные композиции) и вторичных (форма колоннад, дверных проемов, ниш и апсид и т.д.). Поскольку синагогальное зодчество является во многом самостоятельным и оригинальным явлением, для него было сложно адаптировать системы, принятые для греко-римских или ранневизантийских базилик. Предлагаемая новая система, в которой учтены особенности более чем 80 синагог, включая постройки периода Второго Храма, состоит из восьми основных групп и нескольких подгрупп. Основанием для отнесения памятника к той или иной группе является набор доминантных признаков, но в результате как постоянных перестроек синагог, приводивших к трансформации архитектурных типов, так и из-за того, что не каждый строитель синагоги придерживался принятой планировки, границы между группами часто подвижны. Также многие синагоги выполнены на невысоком художественном уровне, что крайне затрудняет их какую-либо идентификацию. Даже внутри предлагаемой системы, максимально расширенной, одна и та же постройка может быть отнесена к двум разным категориям. Все синагоги являются базиликами или тяготеют к данной форме, из-за чего в историографии чаще всего они носят такое название. Предлагается выделить следующие типы и некоторые подтипы зданий:
1. – базилики с выделенным центральным пространством (6 памятников, Гамла (I в.), Кафр-Миср (III–IV вв.) и др.),
2. – базилики с П-образными колоннадами, в сочетании с одним или тремя входами по фасаду,
А. – с переносной нишей Торы в интерьере (11 памятников, Масада (1 строит. этап, I в.), Барам, Капернаум, Хоразин (V–VI вв.) и др.),
Б. – с фиксированной нишей или апсидой в интерьере (4 памятника, Арбель (VI–VIII вв.), Хамат-Тверия IB (VII–VIII вв.) и др.)
3. – однонефные синагоги с нишей или апсидой (4 памятника, Хирбет-Самра (IV–V вв.) и др.),
4. – двухнефные базилики (2 памятника, Хорват-Этри (I в.), Сепфорис (V–VI вв.)),
5. – трехнефные базилики с одним или тремя входами по фасаду
А. – с нишами или апсидами в интерьере (18 памятников, Масада (2 строит. этап, I в.), Гуш-Халав (III–IV вв.) и др.),
Б. – с апсидой, с выделенным наружи объемом (6 памятников, Бейт-Альфа (VI в.) и др.),
6. – четырехнефные базилики (Хамат-Тверия IIB-A, 1 памятник (IV–VI вв.))
7. – поперечно-ориентированные синагоги
А. – с колоннадами (2 памятника, Хорват-Шема (IV–V вв.) и др.),
Б. – без колоннад (4 памятника, Дура-Европос (III в.), Сусийя (III–IV вв.)),
8. – квадратные (9 памятников Магдала (I в.), Набратейн (1 строит. этап, I–II в.), Маоз-Хаим (1 строит. этап, III в.) и др.),
В результате проведенной работы количество групп увеличилось по сравнению с любой из предлагавшихся ранее систем. Выбор планировок синагог периода второго Храма кажется случайным. Но их сопоставление с позднеантичными синагогами показало, что практически каждая из них послужила основанием для развития соответствующей архитектурной линии в этот период: синагога с П-образными колоннадами в Масаде (1 фаза) для синагог группы 1А-Б; синагоги в Дура-Европос и Наро с поперечной ориентацией главного зала для синагог группы 7А-Б; квадратные синагоги в Магдале и в Киръят-Сефере для синагог группы 8; синагога в Гамле с амбулаторным обходом вокруг центрального пространства и синагога с 4-мя колоннами, расставленными по углам прямоугольника в Иродионе, для синагог группы 1; двухнефная синагоги в Хорват-Этри, вероятно, могла быть связана с аналогичной в Сепфорисе.
Во второй главе «Анализ архитектурной композиции памятников» рассматриваются наиболее сохранившиеся, классические и характерные постройки, исследование которых позволяет судить о вариациях пространственных и объемных архитектурных композиций позднеантичных синагог. Последовательно анализируются композиции построек в Капернауме, Хоразине, Бараме, Хорват-Шеме и Бейт-Альфе.
Для синагог в Капернауме, Хоразине, Бараме, Хорват-Шеме предлагаются реконструкции общего архитектурного облика и структуры скульптурного декора, которые основаны на подробном анализе сохранившихся деталей. Они отличаются от принятых в израильской науке с 10–30-х гг. XX в. и до сих пор используемых в новейших монографиях (Р. Хахлили) и даже в музейных экспозициях (музей Свитка в Иерусалиме).
Несмотря на то, что в целом это почти идентичные синагоги, и Хоразинская постройка, по общему мнению, возникла в качестве копии Капернаумской (Амир, Маоз), между ними существует множество отличий.
Для двухъярусной Капернаумской синагоги с двускатной крышей были выдвинуты теории реконструкции декора внутреннего пространства. В противовес устоявшимся в историографии мнениям, в соответствии с которыми главный антаблемент с мотивом «вьющегося аканфа» и различными символами должен был располагаться на втором ярусе вдоль стен и опираться на коринфские полукапители, – он образовывал замкнутый прямоугольник над главными колоннадами синагоги. Коринфские же полукапители украшали полуколонки первого яруса стен (по аналогии с Хоразином), резонируя с основными колоннадами аналогичного ордера. Аттические капители пилястр украшали второй ярус и сочетались с аналогичными капителями колонок галерей. Три стороны антаблемента опирались на П-образную колоннаду, а четвертая располагалась вдоль южной стены, на полуколонках. Главные изображения в виде Ковчега Завета, Меноры, орлов, Звезд Давида, вероятнее всего, концентрировались в районе ниши Торы по этой же стене. Антаблемент с подобной композицией, обращенной внутрь, в сочетании с изолированным за счет архитектурных деталей центральным нефом – образовывал наиболее сакральную часть синагоги, которая по своему смыслу уподоблялась алтарю церкви или адитону святилища.
В Хоразинской синагоге была аналогичная структура антаблемента и внутреннего пространства синагоги, но ее общий облик был совершенно иным, не «зеркальным» Капернаумской. Это была одноярусная постройка, в отличие от двухъярусной синагоги в Капернауме, с рядом клеристория над центральным нефом, который, по аналогии с сирийскими церквями, оформлялся непрерывной тягой. Крыша имела шесть скатов, фасад украшался тремя соединенными друг с другом фронтонами (к данному выводу привел анализ деталей фронтона). Подобная редкая конструкция, а также детали декора (ниша Торы), – сближают синагогу в Хоразине с церковью св. Симеона в Калат Семане (Сирия). К тому же, уточненные и сопоставленные данные раскопок датируют синагогу в Хоразине более ранним периодом (IV–V вв.), чем синагогу в Капернауме (V–VI вв.).
Синагога в Бараме, для которой также предлагается реконструкция, отличается от упомянутых синагог наличием «сирийского» шестиколонного портика. Существующие реконструкции слишком схематичны и не учитывают остатки антаблементов и арочных перемычек с двумя типами декорирования. Для реконструкции декора портика выдвигаются две теории: 1) Оба типа антаблемента украшали сирийский портик, образуя арочную перемычку, опираясь друг на друга, но в этом случае антаблемент получался слишком громоздким и практически смыкался с верхним карнизом. 2) Один из антаблементов мог украшать второй ярус синагоги со внешней стороны, находясь непосредственно под крышей. Со стороны фасада антаблемент продолжал горизонтальную линию на уровне основания фронтона и выдерживал общую высоту здания, но в центральной своей части поднимался в виде глухой арки. Точно так же был украшен главный фасад Капернаумской синагоги, где глухая арка вторила тимпанному окну над центральным дверным проемом, что также является предметом споров. Реконструкция для Барамской синагоги кажется вероятной, так как внешний угол основания арки с простыми ионическими профилировками меньше (примерно 103°), чем внешний угол основания арки с мотивом чешуек (примерно 115°). То есть первая арка была более высокой (стена фасада) и широкой, чем вторая (портик). Такую же реконструкцию предлагали Г. Коль и К. Ватцингер, но современные реставраторы установили часть декора по первому варианту.
Хотя синагоги в Бараме, Хоразине, Капернауме (конец V – начало VI в.) формально считаются однотипными, но при более близком сравнении они обнаруживают множество отличий. Разнообразие даже самых характерных построек этой группы поразительно. Это показывает, что в дальнейшем требуется пересмотр многих других памятников, так как идеи, подтвержденные для одной синагоги, могут оказаться ложными для другой.
В синагоге в Хорват-Шеме, споры вокруг перестройки которой в начале V в. не утихают и не находят своего окончательного разрешения (ряд работ Мейерса и Магнесс с 70-х гг. XX в. и вплоть до наших дней), – акцентировано наличие деталей, указывающих на ее первоначально квадратный план (по аналогии с несколькими другими постройками в регионе – в Набратейне, Гуш-Халаве, Маоз-Хаиме). В исследованиях никак не объясняется странная поперечная «стена-стилобат», которая, скорее всего, являлась стеной ранней синагоги. Также в постройке большое количество качественно вырезанных деталей, которые явно были использованы вторично. По их образцу были изготовлены недостающие для новой постройки детали, но уже не столь высокие по своему уровню. Таким образом, на первоначальной стадии синагога была квадратной, а затем приобрела поперечно-ориентированную ось за счет расширения пространства до колонной базилики и организации новой вимы для ниши Торы по длинной стороне синагоги.
В этой же главе специальное внимание обращено на ряд архитектурных особенностей синагог, характерных для конкретного или нескольких типов, с целью наиболее полного выявления генезиса композиций этих построек. Большинство этих особенностей составляют признаки предложенной типологической классификации. Их анализ осуществляется с привлечением более ранних иудейских памятников, греко-римских и ближневосточных святилищ, раннехристианских храмов. Последовательно изучены вариации и истоки решений фасадов с тремя дверными проемами или с трибелоном, пространства с П- образной формой внутренних колоннад, поперечно ориентированного или квадратного зала, присутствия апсиды в пространстве синагоги, наличия пастофориев и атриума, а также некоторых сочетаний этих решений.
В результате анализа композиций синагог удалось выяснить, что те архитектурные признаки, которые считались ранее характеристиками лишь одной из групп синагог, в реальности могли встречаться не только во всех остальных типах иудейских построек, но и в ранневизантийских храмах Египта, Сирии, Греции.
Выявлено, что П-образная колоннада (тип греческого, или египетского «ойкуса») происходила, скорее всего, из александрийской эллинистической школы (триклинии в гробничной архитектуре Петры и Александрии), откуда она попала в иудейскую архитектуру Палестины и христианскую архитектуру Египта, Греции и частично Палестины (храм в Кафр-Кане), где подобная планировка обозначается наличием «возвратного» нефа (по П. Гроссману).
Тройной вход, особенно широко распространившийся в иудейской и христианской архитектуре V–VI вв., в реальности был не очень характерен для классической греко-римской архитектуры, что доказывается множеством примеров, где по главному фасаду расположен лишь один главный вход (Эрехтейон, Парфенон и т.д.). Тройной вход имеет глубокие ближневосточные корни и встречается в эллинистической и римской архитектуре Египта и Парфии. Он соотносился с П-образными колоннадами синагог, но часто центральный вход перекрывался решеткой (Капернаум, Хоразин), что выделяло главный неф в качестве сакрального центра. Его замкнутость и изолированность подчеркивалась также стилобатом, на который были поставлены все колоннады. Подобные решения известны по римской архитектуре Ливана и Палестины (Кесария ад-Ливанум, Ортосия, Кедеш) и их можно отнести к местным оригинальным традициям.
Хотя для синагог с поперечно ориентированным пространством было адаптировано название из классификаций древних святилищ – Breitraum («тип широкого дома»), – в исследованиях не прослеживается развитие этой формы от популярного типа ближневосточных святилищ с подобной же планировкой (например, в парфянской архитектуре). Постройки такого типа чаще всего соседствовали с периптерами (Ашур, Ниса, Хатра). В Дура-Европос, например, не только синагога, но и святилища, посвященные как местному богу (Гадде), так и римскому (Зевсу), – имели подобную ориентализированную планировку. Тип Breitraum встречается среди ранневизантийских храмов Сирии и Месопотамии, но не Палестины.
Планировка позднеантичных квадратных синагог восходит к таким иудейским постройкам северной Палестины, как синагога в Магдале (I в.) и альтернативный храм в Дане, и к святилищам ирано-язычных народов (Парфиена, Кушанское царство). Квадратные в плане раннехристианские храмы неизвестны. Для синагог подобного типа предлагается ввести название из классификаций древних святилищ: Quadratbau.
Вероятно, на появление синагог типа Breitraum на территории южной Палестины мог оказать влияние альтернативный иудейский храм Яхве в Араде (продолжал использоваться до римского периода), чей адитон имел поперечную ориентацию за счет пристроенного по длинной стороне небольшого алтаря. Подобные архитектурные подражания известны по более ранней истории региона: сами альтернативные иудейские храмы Яхве должны был заменить канонический храм в Иерусалиме. Яркий прецедент подобного архитектурного «зеркала» (по К. Холуму) создал Ирод Великий, построив в Кесарии Палеcтинской Августеум, скопировав его с только что отреставрированного Иерусалимского Храма.
Частные наблюдения касаются не вполне обычной формы атриума, который в ряде синагог пристроен с боковой стороны (Капернаум, Хамат-Тверия, Сусийя, Хорват-Аним, Хорват-Риммон). На основе сравнения с римскими и ранневизантийскими памятниками выявлено, что несимметричные по главной оси композиции характерны для сирийской архитектуры, они не являются архитектурной случайностью.
Архитектурные традиции иудеев и христиан развивались по большей части самостоятельно друг от друга; встречается лишь несколько похожих типов: базилики с одной выступающей с внешней стороны апсидой (25 церквей, 6 синагог), с апсидой между пастофориями (9 церквей, 3 синагоги). Но, поскольку при совпадении формальных композиционных признаков, композиции церквей и синагог все равно существенно отличались друг от друга, теория о влиянии церковной архитектуры на т.н. «византийские» синагоги не кажется столь однозначной. Возможно, синагоги формировались не столько под влиянием церковного зодчества, сколько с опорой на те же прототипы. Так, одноапсидные постройки близки римским постройкам с нишами, в частности, святилищам (Мусмийех, Эс-Санамин в Сирии), калибам (Филиппополис, Канават в Сирии), философским школам (школы Ямвлиха и Прокла в Афинах, т.н. базилика неопифагорейцев в Риме). Форма алтаря с пастофориями, как уже отмечалось Г. Дескоэдросом, близко напоминает тип ближневосточных святилищ с тройным делением алтаря, хорошо известный по набатейской архитектуре римского периода (Каср-аль-Бинт-Фараун в Петре, Хирбет-ад-Дарих, аль-Каср в Арабии).
Дополнительно обращается внимание на синагогу-церковь в Газе (по предположению автора, эта синагога была перестроена из христианского храма в 639 г.), на примере которой анализируется проблема перестройки синагог в храмы или храмов в синагоги, а также соотношение построек обеих конфессий в пространстве городов.
Случаи перестроек и переосвящений широко известны в северной Палестине, где по причине сакральной важности многих мест для христиан, иудеев и язычников межрелигиозные столкновения были особенно острыми. Существует несколько археологических свидетельств о возведении церквей на остатках синагог: в Назарете, в Самарии, в Герасе (Арабия), в Апамее (Сирия), более спорные примеры – в Хорват-Сумаке, в Иппосе-Суссите. Археологические находки и исторические источники свидетельствуют о хронологическом совпадении перестроек и синагог, и святилищ в церкви. Но едва ли подобный экстремизм был повсеместен, что показано на примере перестроек классических древнегреческих святилищ в Греции (Т. Грегори). Чаще всего постройки сосуществовали друг с другом. В диссертации приводятся количественные показатели по северной Палестине III–VII вв.: святилищ было не меньше 40, синагог – более 80, храмов – более 120. В тех немногочисленных примерах, когда постройки двух конфессий соседствовали друг с другом (Капернаум, Сепфорис, Тверия, Бейт-Шеан), наблюдалось ярко выраженное желание создать контрастный архитектурный образ, что говорит о намеренной религиозной самоидентификации каждой из конфессий. Так, в Капернауме христианский храм представлен октагоном, синагога – наиболее характерной для иудейского искусства антикизированной базиликой.
Третья глава: «Убранство синагог северной Палестины». Стилистические тенденции в убранстве синагог лишь отчасти совпадают с их разделением на группы в новой типологической классификации, предложенной в данной работе. По стилистике выделяются три основных типа. В первом преобладает скульптурное оформление в сочетании с открытой фактурой камня, во втором развиты мозаичные панно в сочетании с настенными росписями (самыми простыми), в третьем могут сочетаться оба вида декора. Первый тип тяготеет к традициям греко-римского сакрального зодчества; его можно условно назвать антикизирующим. Второй тип тяготеет к традиции украшения светских греко-римских зданий, а также произведений восточной архитектуры мозаиками и фресками. Именно такой декор был особенно популярен среди церквей Палестины, что позволяет его условно обозначить «византийским». Третий, из-за его особенной эклектичности, можно назвать «ориентализированным». В диссертации приоритет отдается анализу скульптурного декора синагог, как наиболее ярко отражающему их оригинальную стилистику. К тому же, мозаичное искусство изучено гораздо лучше. В центре внимания оказались наиболее богато украшенные Капернаумская и Хоразинская синагоги.
Ордерные элементы скульптурного декора, встречающиеся в каждой синагоге, содержат ионические и коринфские капители, композиции из пилястр, декорированные антаблементы. В первом разделе главы обращено внимание на классификацию ионических капителей, предложенную Р. Хахлили и развитую в диссертации объединением в ее рамках и капителей христианских храмов. Анализируются пропорции элементов капителей ¬– эхина, балюстр и волют, формы которых максимально просты и близки к заготовочным. Даже в капителях одной группы они могут быть разных размеров, что при формальном совпадении ионической морфологии создает разные результаты. В парфянской и набатейской архитектуре римского периода упрощенный тип капителей был весьма популярным. Но палестинские образцы позднеантичного периода отличаются от них своим изящным (чашеобразным) силуэтом, иной стилистикой деталей и техникой, в которых узнается влияние ранневизантийского искусства. Оно соседствует с архаичными элементами, такими как, например, треугольные сегменты на эхине наподобие лепестков протоэолийских капителей, что ранее не выявлялось.
«Псевдо-ионические» капители и храмов, и синагог изготавливались в одних и тех же местных мастерских из базальта, и значительно уступали по своим техническим навыкам привозному декору из проконнеского мрамора и его копиям из местного известняка. В соседней Арабии и на юге Палестины (Негев) развивалось другое направление упрощенного декора капителей, в котором перерабатывалась морфология коринфского ордера.
Коринфские капители северной Палестины имели собственное развитие. Они отличаются самым высоким качеством и делятся на две группы. Одна включала в себя привозные образцы из проконнеских мастерских и их местные копии из известняка. Вторая группа состояла из капителей проконнеских мастерских римского периода (в греко-римских полисах Бейт-Шеан, Иппос-Суссита) и использовались как сполии в церквях V–VI вв. Новые образцы, изготавливавшиеся в местных мастерских из известняка в классической архаизирующей стилистике, в синагогах были большой редкостью (Капернаум, Арбель, Бейт-Шеарим). Наиболее интересные образцы из синагоги в Капернауме были разделены Фишером на четыре группы, которые в диссертации дополняются и корректируются. Их стилистика близка римским капителям александрийского круга, но отдельные детали (использование сверла, отсутствие внутренних завитков, характер аканфа) указывают на ранневизантийские признаки, что отмечалось М. Ави-Йоной. Мастера намеренно выдерживали архаичный стиль капителей, который сочетался со всем остальным декором синагоги (перемычки, антаблементы, капители-сполии).
Архаичная линия искусства была вполне жизнеспособна на протяжении длительного периода времени, она соседствовала с новейшими течениями, не поглощаясь ими. Инертность искусства провинции нельзя недооценивать при датировке памятников и оценке их стилистических свойств. Следует отметить, что и в ряде храмов других областей раннехристианского мира сочетались архаические и новейшие формы декора.
Форма капителей влияла на образ внутреннего пространства синагоги. В диссертации анализируется, в частности, роль угловых или диагонально расположенных ионических и коринфских капителей в нивелировании пропорций зала. Интересны сочетания различных ордеров в постройках, которые чаще всего были направлены на то, чтобы подчеркнуть главную значимость интерьера и в особенности ниши Торы по отношению к внешнему облику синагоги. Это свойство позднеантичной архитектуры обычно противопоставляется классической греческой традиции, но оно проявилось уже в римскую эпоху.
Во втором разделе главы анализируется композиция из пилястр на аттических базах и пьедесталах, опоясывающих внешний периметр синагог Капернаума и Хоразина и генезис данного архитектурно-декоративного приема. Пилястры соотносились со внутренним положением полуколонн и опор колоннад и создавали иллюзорную композицию, которая напоминала архитектуру периптера. Особенно сложной была двухъярусная конструкция пилястр в экстерьере Капернаума. В римскую эпоху оформление ими было частым явлением (святилища в Палестине и Сирии). По теории МакКензи, импульс для развития данного приема придала александрийская школа. Это мнение следует сбалансировать парфянскими постройками Ашура и Хатры, где святилища также украшались пилястрами и полуколоннами, что Шлюмберже относит к проявлению свойств ближневосточного эллинизма. Пилястры (лопатки) встречаются и в христианской архитектуре Палестины (храм св. Иосифа в Назарете, Мамшит и др.), но в синагогах пилястры своей отточенностью проявляют связь с более ранними традициями.
Третий раздел посвящен исследованию антаблементов с так называемым мотивом «вьющегося аканфа» («peopled scroll»)[5] в синагогах Капернаума и Хоразина. По сравнению с полным набором элементов в римских образцах, антаблементы позднеантичных синагог редуцированы и порядок профилей видоизменен. Геометризация, смена оптических эффектов пластическими, потеря натурализма, структуризация композиций – это общие процессы, которые характеризуют изменения декора от римской стилистики к позднеантичной. В результате сравнительного анализа выявлено, что рельефная резьба в синагогах имеет больше общих черт не с рельефами римских построек или сирийских церквей, а с мозаиками иорданских базилик которые по надписям датируются вторая половина V – конец VI в. В это же время могли быть созданы исследуемые антаблементы северопалестинских синагог.
В четвертом разделе рассматривается происхождение такого декоративного элемента нескольких синагог (Барам, Наве) как фриз с «тройным меандром».
Местоположение подобных фризов в синагогах предположительно было аналогично их прототипам в сирийский памятниках I–II вв. Во второй части третьей главы исследуется резное оформление перемычек и обрамлений дверных проемов, для чего была приведена классификация Хахлили, с некоторым оживлением терминологических понятий и дополнительными примерами.
В этой же части анализируется окно синагоги в Капернауме, сложной форме которого в виде сирийского портика встречаются прототипы на фасаде римских святилищ в Мисмиехе (II в.), в Бреке (II в.), в росписях синагоги Дура-Европос (середина III в.), на рельефах гробниц в Бейт-Шеариме (III в.), в архитектурных конструкциях ниш Торы в Дура-Европос и в Умм-эль-Канатире (V–VI вв.). Рассматриваются композиции мозаичного декора в пространстве синагоги в Бейт-Альфе и проводится сравнение его структуры с мозаиками раннехристианских базилик. В последних мозаики были не только связаны с архитектурной основой, подчеркивая отдельные зоны, членения в пространстве и общий ритм, но и включали имитации парапетов в интерколумниях или проекции софитов возможных антаблементов. В «византийских» синагогах, которые считаются зависимыми от христианского искусства, композиции мозаик самостоятельны. В них появляется трехчастное (поперечное) деление пространства, которое напоминает о ярусах настенных росписей синагоги в Дура-Европос.
Четвертая глава «Строительная техника. Сполии». Большая часть северопалестинских построек возведена из базальта, и лишь несколько синагог (Капернаум, Набратейн) – из известняка. Антикизированные синагоги возводились из однородного материала, в отличие от «византийских» синагог и церквей, среди которых встречалось сочетание обоих материалов. В церквях привозные материалы (в частности, детали из проконесского мрамора) использовались гораздо чаще, чем в синагогах.
Рассмотрение кладок стен в синагогах выявило их две разновидности, свидетельствующие о преемственности античным строительным традициям, – 1) тяготеющую к древнегреческой сухой кладке квадрами и 2) эмплектон (
) восходящий к новациям римского периода. Перекрытия были, видимо, деревянными, так как ни в одном памятнике от них не осталось материальных остатков. Основа для напольных мозаик была трехслойной (по Витрувию, но упрощенная). Породы камней для полов в технике opus tesselatum были, в большинстве своем, местного происхождения. Впервые систематично исследована проблема вторичного использования архитектурно-декоративных деталей (сполий) в позднеантичных синагогах, для чего используется богатый опыт изучения сполий в ранневизантийских храмах (Кинней, Саради, Брэнк и др.). В синагогах они использовались значительно реже, чем в церквях. Уникальна в этом отношении Капернаумская синагога, в которой в качестве дверных перемычек использованы сполии из 3 или 4 греко-римских построек с чертами ближневосточной стилистики. Уделяется внимание также сполиям в Хоразине, в Барамской синагоге. Исходя из характерной для иудейской архитектуры формы портала, автор предполагает, что перемычка с Никами была специально изготовлена, с имитацией стиля римских сполий. Подобный метод сравнения спорных деталей с теми, стилистика которых подчеркнуто иудейская, но на которых изображены те же мотивы, позволяет определять их изначальное происхождение.
В отличие от церквей, где сполии нейтрализовались и поглощались новым архитектурным стилем, известным как ранневизантийский и подразумевающим свободное и хаотичное использование античных архитектурных канонов, в синагогах сполии служили своего рода камертоном греко-римского стиля, на который ориентировались все остальные детали постройки. В иудейской и христианской архитектуре было различное отношение к материалам: в синагогах чаще всего работает открытая, хорошо обработанная фактура камня, в то время как в интерьерах церквей стены и крупные архитектурные детали покрыты штукатуркой. В исследованиях по сполиям утверждается, что т.н. стиль «varietas», подразумевающий использований асимметричных элементов архитектуре, – стал результатом использования сполий в ранневизантийскую эпоху. Однако, в диссертации показано, что асимметрия встречалась уже в птолемеевском искусстве Египта, а в архитектуре синагог асимметричные детали были не только результатом использования сполий, но и намеренным стилистическим приемом и встречается даже на специально изготовленных деталях.
В Заключении подведены итоги изучения синагог северной Палестины, как феноменальной ветви ближневосточной архитектуры эпохи поздней античности. На фоне развивавшегося в новой стилистике раннехристианского зодчества синагогальное искусство сохраняло архаичные основы. Различное проявление антикизирующих тенденций в иудейской архитектуре рассматривается в диссертации развернуто и на всех уровнях: от общих вопросов классификаций и планировочных решений до более конкретных вопросов декора и стилистики отдельных памятников. На основе такого комплексного анализа иудейских памятников представлена емкая картина развития архитектуры позднеантичной эпохи, в которой новаторские решения сосуществовали одновременно с анахроническими; оба направления были плотно взаимосвязаны и в одинаковой степени сильны. В данной работе основной акцент был поставлен на выявление консервативных тенденций, которые ярко проявились в синагогальных постройках.
В диссертации собран корпус из более чем 80 синагог, которые распределены на группы исключительно по архитектурным признакам. Общее их количество достигло восьми. При сопоставлении с раннехристианской архитектурой стало очевидно, что лишь несколько групп среди синагог близко напоминают христианские храмы и пересекаются с ними в своих решениях. В остальном – это две независимые, хотя и единовременные линии архитектурного развития, с общими корнями в местной архитектуре эллинистического и римского периода, но разным их развитием в позднеантичное время. Синагогальное зодчество опиралось на большее число древних архитектурных прототипов и отличалось более свободным репертуаром, в то время как христианское было не столь радикально разнообразным (четыре-пять групп). Самыми распространенными в обеих конфессиях оказались проекты трехнефных простых базилик. Среди синагог наибольший интерес представляют ориентализированные поперечно-ориентированные постройки (Breitraum), квадратные (введен термин Quadratbau; ранее они не выделялись), с внутренними колоннадами в форме буквы «П» (тип «οίκος»). Аналогии подобным синагогальным проектам встречаются в сирийской и египетской (коптской) ранневизантийской архитектуре, что приводит к выводам о том, что заимствования из христианских традиций соседних областей (Сирия, Египет, Малая Азия) проникают в синагогальную архитектуру с большей легкостью, чем из региональной. Подобная тенденция прослеживается и на уровне декора синагог. Возможно, это объясняется тем, что к еврейскому населению северной Палестины в результате повсеместного обострения отношений с христианами добавились группы иудеев из стран Диаспоры, каждая из которых имела свои сложившиеся культурные традиции. Также это может обуславливаться лишь частичным наложением основных строительных фаз для синагогальной и церковной архитектуры в северной Палестине. Синагоги, опережая появление церквей, ориентировались на более ранние традиции соседних регионов. Активное же развитие местного церковного зодчества началось тогда, когда строительство синагог пошло на спад. Также это отчуждение от местной христианской традиции обосновывалось «герметизацией» синагогальной архитектуры и ее более глубокой взаимосвязи с древнейшими традициями Ближнего Востока, что часто приводило к большей продуманности решений и отрывало возможность для развития архаичной стилистики. Синагогальная архитектура благодаря такой особенности могла послужить источником для многих архаизирующих решений в церковном зодчестве, в котором, как известно, в V–VI вв. оживляются многие из прошлых римских прототипов (и в планировках, и в декоре). Изучение случаев перестроек синагог в церкви и сосуществования построек обеих конфессий в одном городском пространстве показало, что по большей части иудеи и христиане поддерживали мирные отношения, но с четкими разграничениями как на общем историко-географическом уровне, так и на уровне частных архитектурных и художественных решений. В случае непосредственного соседства синагог и церквей архитектурные характеристики построек в обеих конфессиях могли еще более обостряться (например, в Капернауме).
Наиболее продолжительную историю развития имел тип синагог с П-образной колоннадой и тройным фасадам: самые ранние постройки в Хорват-Амудиме и Мейроне (середина – конец III в.) имеют именно такую планировку. К V–VI вв. данный архитектурный тип достиг пика своего развития, найдя выражение всего своего декоративного богатства в синагогах Капернаума, Хоразина, Барама и других. Сложность их убранства, при сравнительной простоте планировок, объясняется более чем вековой предысторией непрерывного развития. Для большей части синагог были прототипы в ближневосточной архитектуре эллинистического и римского периода, в том числе, и для тех, которые считаются наиболее близкими к церковной архитектуре. В работе показывается, что добавление апсиды к базиликальному пространству синагоги не было радикальным решением. Хотя оно и не проявилось на раннем этапе, но было им подготовлено. Прототипы для такой планировки в предшествующей римской традиции можно найти практически в готовом виде.
Хотя синагоги с апсидами строились в городах или в их округе, на близком расстоянии от церквей – даже в этих случаях подчёркивалась обособленность от христианской традиции. Это выражалось в намеренном следовании типовым проектам в каждой из конфессий: церкви могли быть исключительно трехапсидными, а синагоги – одноапсидными, с пастофориями (округ Тверии). Также при формальном повторении декоративных приемов (мозаичный пол, настенные фрески), их интерпретация, программа и образность были совершенно иными.
В то же время, те признаки, которые считаются характеристиками наиболее антикизированных и индивидуальных для иудаизма синагог (П-образная колоннада, тройной вход, скульптурный декор), в действительности встречались не только в греко-римских памятниках, но и в церквях, и в «византийских» синагогах. Скульптурный декор, который выглядит как антикизированный, в действительности содержит множество ранневизантийских признаков (особая трактовка мотива «вьющегося аканфа», оформление капителей, работа со внутренним образом синагоги и другие решения, известные по ранневизантийскому зодчеству). Редкое использование сполий служило своего рода стилистическим «камертоном» для всего остального скульптурного декора. Но прочный архитектурный каркас таких синагог, пропорциональность и ордерная выдержанность декора, сравнимые только с греко-римскими прототипами, сочетаются с непревзойденным хаосом и асимметрией деталей. При соблюдении ордерной морфологии деталей возникал отличный от классических прототипов внутренний сакральный образ. Нарочитая спутанность сюжетов и мотивов приводила к общему «сбою» программы декора, в котором языческие по своему происхождению сюжеты теряли свой изначальный смысл; они как бы «десакрализовывались». Это не только не позволяет более ссылаться на наличие данных черт как на аргумент ранней датировки, но указывает на стилистическую однородность всех синагогальных типов и цельность их общего развития. Таким образом, становление иудейской архитектуры было крайне противоречивым: оно базировалось на сложном балансе внешних и внутренних заимствований, включало и отчуждение от греко-римских и ранневизантийских прототипов на тонком художественном уровне, и крепкую взаимосвязь с ними. Ни в антикизированных, ни в «византийских» синагогах не было однозначных стилистических решений.
В синагогальной архитектуре прослеживается ряд заимствований со стороны различных регионов: александрийского, парфянского, сирийского, ливанского, малоазийского. Это та особенность иудейского искусства, которую Л. Левин обозначил как «открытость к внешним культурным влияниям». Но автор прослеживает лишь то, как синагогальная архитектура постепенно из антикизированной становилась «византийской», однако, ситуация много сложнее и даже противоположна. Все эти течения сливались в архитектурной стилистике синагог воедино, превращаясь в богатый и емкий словарь возможных решений и мотивов. В иудейской архитектуре произошли важные процессы развития, которые привели к уникальному многообразию архитектурных типов. Все они оказались сосредоточены на сравнительно небольшой территории. Подобное архитектурное многообразие было традиционным на Ближнем Востоке, но пока его довольно сложно объяснить для синагог. Сравнимое с подобной вариативностью разнообразие христианской архитектуры развивалось на значительно более обширном пространстве. После кризиса III в., христианизации в IV–V вв., были потеряны тонкие градации эволюции эллинистического и римского искусства, различия между классическим и ближневосточным репертуаром идей, географические привязки происхождения приемов, их религиозная и смысловая нагрузка. С одной стороны, этот многомерный синтез свидетельствует о широком круге влияний, включенности синагогальной архитектуры в общее искусство Средиземноморья и Ближнего Востока, но с другой стороны, традиционность и спрессованность, с которой эти влияния воспроизводятся в позднеантичный период, указывают на крайнюю обособленность иудейского искусства, его зрелую самоидентификацию на фоне доминирующего христианства. Это прочное стилистическое ядро выдерживало влияния ранневизантийского искусства, особенным образом их трактуя и в итоге поглощая.