Многообразные течения внутри первой церковной общины

Многообразные течения внутри первой церковной общины

(О мученичестве Иакова сына Зеведеева)

Оскар Кульманн

Книга Жана Даниелу "Богословие иудеохристианства" с неожиданной стороны обрисовывает первоначальное христианство. Сегодня мы далеко отстоим от направ­ления Тюбингенской школы. Все разнообразие первых шагов христианского богословия она рассматривала в категориях иудеохристианства и языкохристианства; при этом сами они понимались весьма односторонне, лишь с точки зрения их отношения к Закону. В резуль­тате представление об иудеохристианстве упрощалось, поскольку Тюбингенская школа недостаточно учитывала все те разветвления, рассмотрение которых позволило Даниелу реконструировать богословскую мысль, одинаково свойственную всем этим разветвле­ниям и связанную с поздним иудаизмом. Этой общей богословской мысли было присуще богатство аспектов, что соответствовало богат­ству самого иудаизма.

Действительно, последние открытия и новейшие исследования показали, что поздний иудаизм представлял собой более разнообраз­ное явление, чем думали раньше, когда палестинский иудаизм проти­вопоставляли иудаизму

Сегодня, особенно после исследований в области иудеокрещальных движений, которым был свойственен некий синкретизм, и после кумранских открытий, мы знаем, что иудаизм эпохи Нового Завета отличался крайним разнообразием.

Более пятидесяти лет тому назад, в своей первой книге, посвященной "Псевдоклиментинам", я попытался показать связь еретического иудеохристианства с тем идеологическим движением, которое назвал "иудейским гностицизмом" и которое, быть может, лучше было бы обозначить термином менее спорным - "нонконформистский иудаизм". В то же время я попытался найти, за пределами еретического иудеохристианства, некоторые формы ортодоксального иудеохристианства, которые, как я полагаю, связа­ны с иудейскими течениями, существовавшими параллельно иудаизму официальному.

Опираясь на более широкий материал, включающий всю христиан­скую литературу вплоть до середины второго столетия, а также на неортодоксальные иудеохристианские источники, Жан Даниелу попытался реконструировать семитское по своей структуре орто­доксальное богословие, которое возникло в промежуточный период между эпохой создания Нового Завета и началом эпохи эллинистиче­ского богословия.

В данной статье я попробую расширить хронологические рамки, вплоть до эпохи Нового Завета, с тем чтобы показать связь между первоначальным христианством и столь разнообразным поздним иудаизмом.

Великое богатство, свойственное Евангелию Христа, содержит в себе семена, из которых могут вырасти и формы иудеохристианские и формы эллинистические. Такая эволюция стала возможной, в плане историческом, потому, что палестинский иудаизм - колыбель христи­анства - представлял собой нечто многообразное, явление более богатое, чем предполагали раньше, когда его сводили прежде всего к двум разным течениям - фарисейству и саддукейству.

Кроме того, палестинскому иудаизму был присущ некий эллинис­тический синкретизм. Было бы ошибочным полагать, что первая христианская община состояла исключительно из иудеев, вышедших лишь из какого-то одного течения столь многообразного в ту эпоху иудаизма. Априори весьма вероятно, что все - как официальный иудаизм и параллельные ему неофициальные течения, к которым он все же относился терпимо, так и разные другие вновь образовавши­еся общины и отдельные секты, - все это, в зародыше, уже было представлено в христианстве с первого мгновения его существования. Именно это мы установили, изучив книги Нового Завета.

Разнообразие групп, напряженность между ними

Евангелие Христа было великой закваской единства, связью меж­ду разными течениями. Вначале связь эта оказалась более прочной по сравнению с тем, что мы видим в иудаизме. Все же писания Нового Завета свидетельствуют о том, что уже тогда начали образовываться партии, появляться богословские идеи, несовместимые с сущностью Евангелия, - идеи, с которыми боролся апостол Павел. Уже тогда стали появляться первые ростки иудейских по своему характеру ересей, которые в конце концов выльются в докетизм и эбионизм.

Целостное, неожиданное видение - "иудеохристианское богосло­вие", которое, как считал Даниелу, можно обосновать с помощью разных источников, предполагает существование некоего разнообра­зия, и уже в тот момент, когда первые обращенные, первые христиане попытались осмыслить новую веру в рамках своих иудейских верова­ний. И хотя невозможно увязать каждый элемент подобного "иудео-христианского богословия" с тем или иным частным течением внутри первоначальной христианской общины, все же мне кажется важным, для понимания последующей эволюции, отметить наличие великого разнообразия в первых иудеохристианских общинах Палестины и особенно Иерусалима.

Такое разнообразие есть знак духовного богатства первоначаль­ного христианства. Слова апостола Павла об отдельных членах Церк­ви: "Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех" (1 Кор 12.4-7), можно, в сущности, отнести и к частным выражениям веры разных общин.

Согласно Новому Завету, единство, создаваемое Святым Духом, не есть какое-то однообразие, но - единство харизм. Не разнообразие причина расколов, которые уже очень скоро начали угрожать единству Церкви, но ревность, о которой говорится в первом "Послании" Кли­мента. Ревность это порок, который способен проявляться повсюду, где люди объединяются. Примеры тому автор "Послания" находит как в Ветхом Завете, так и в событиях, которые происходили во времена апостолов.

Таким образом, харизма многообразия - с точки зрения христи­анской общины, величайший дар Духа - может привести к разногла­сиям, а они, в свою очередь, вызывают раскол. Все же в ту эпоху единство еще сохранялось. Однако ревность, о которой с таким сожа­лением говорит апостол Павел в своем Послании к Филиппинцам (1.15-16), уже проявлялась в ту эпоху. Между христианами возникали напряженные отношения, внутри Церкви создавались разные группи­ровки. Во время же гонений сплоченность между христианами не проявлялась достаточно полно.

Ранее уже говорилось о том, что первые преследования, которым подверглись члены иерусалимской общины, свидетельствуют о суще­ствовании расхождений, следовательно о большом разнообразии самого иудеохристианства. С другой стороны, эти преследования показывают, что уже тогда в среде христиан начала проявляться рев­ность, зависть, стали возникать напряженные отношения. Ибо всякий раз преследовалась какая-то одна группа, тогда как других христиан не трогали. Само по себе это еще не означает отсутствия единодушия перед лицом гонений, но все же из-за этого по-настоящему разруша­лось единодушие в страданиях. С другой стороны, преследования как бы способствовали делу преследуемой группы, ибо изгнанная и рассеянная, она начинала распространять свой особый тип христиан­ства вне сферы первоначальной общины.

В начальный период наблюдаются в этом смысле два этапа. Внача­ле преследования коснулись иерусалимских эллинистов (Деян 6.8). В действительности те, кого называли эллинистами, были иудеохристианами особого направления. Внутри первоначальной иерусалимской общины они образовывали особую группу, связанную именно с иуда­измом нонконформистским, и, согласно недавним исследованиям, их религия была в известном родстве с религией самаритян. Марсель Симон совершенно справедливо устанавливает параллель между речью Стефана (Деян 7) и эбионизмом псевдо-Климента. Подвергшиеся преследованиям члены первоначальной Церкви были изгнаны из Иерусалима и стали проповедовать Евангелие в Самарии, тогда как Двенадцать могли оставаться в Иерусалиме. Это доказывает, что в целом община не разделяла частных, весьма крайних, воззрений этой группы (насколько мы можем супить о них по содержащемуся в речи Стефана изложению истории Израиля). Итак, оказавшись в рассеянии, эллинисты стали проповедовать Евангелие. Позднее гонения на христиан Ирода Агриппы I затронули Иакова сына Зеведеева и Петра (Деян 12.1 и далее). Одного убили, а другой по освобож­дении из иерусалимской тюрьмы должен был покинуть город. Затем он стал распространять Евангелие в других районах, тогда как Иаков, брат Господень, мог оставаться в Иерусалиме. Рассмотрим теперь именно эти гонения.

Гонения

По-моему, они доказывают, что расхождения во взглядах у хрис­тиан Палестины были куда более значительными, чем обычно принято думать. Уже эллинисты Иерусалима отличались от иудействующих, и не только во всем, что касалось храмового богослужения. У них, эллинистов, было также совершенно иное понимание истории спасе­ния народа Израиля. В этом можно убедиться, детально проанализиро­вав речь Стефана. Вместе с тем, эллинисты были очень сильно привя­заны к народу Израиля.

Расхождения между руководителями

Но на деле расхождения были еще глубже. Они характерны даже для тех, кто управлял Иерусалимской Церковью. Это не удивительно. Уже евангельское повествование о том, как Иисус призывал своих учеников, дает представление о значительных социальных и полити­ческих различиях между ними. Это касается как узкого круга Двенад­цати, так и более широкого круга других учеников. Среди двенадцати апостолов по крайней мере один, Симон "Хананеянин", - зелот, и с большой долей вероятности можно предположить, что часть дру­гих, перед тем как последовать за Иисусом, принадлежала к борю­щейся партии зелотов. Но были и другие, например, Левий Матфей, в прошлом мытарь. Эта профессия была запретной для зелотов, непримиримых врагов всякого "коллаборационизма". Иоанническое Евангелие зародилось, вероятно, в социальной среде еще более самобытной, и мы знаем, что самые близкие ученики Христа при­надлежали именно к этой среде. К тому же по крайней мере часть эллинистов, о которых мы только что упоминали, с самого начала принадлежала к Иерусалимской Церкви; вероятно, эти эллинисты последовали за Иисусом еще во время Его земного служения. Следо­вательно, нельзя сказать, что первичная община состояла исключитель­но из галилейских рыбаков. (Впрочем, несмотря на известные слова из Деяний Апостолов (4.13), было бы ошибочно считать, что у гали­лейских рыбаков не было богословской культуры.) Вероятно, неко­торые расхождения, и даже богословские, имелись уже в первой апостольской ячейке. Как правило, исследователи, которые придержи­ваются слишком схематичной точки зрения, усматривают в среде иерусалимских церковных руководителей лишь антагонизм между апостолами Павлом и Петром, тогда как во всем остальном сохраня­лась, по мнению этих исследователей, полная однородность. Но как раз настоящей оппозиции и не видно между этими двумя апостолами. Павлов рассказ об Антиохийском споре (Гал 2.11 и далее) никак не доказывает, что у них имелись вероучительные расхождения, а на­оборот, подтверждает их согласие в главном. Рассказ Павла был понят неправильно, ибо бессознательно поддались влиянию эбионитской и маркионитской литературы. И с вселенской, и с христологической точек зрения Петр был очень близок к Павлу.

Рассмотрение все тех же гонений на христиан, предпринятых Иродом Агриппой I, дает основание полагать, что позиция остальных руководителей иерусалимской общины отличалась от позиции Петра и, прежде всего, от позиции Иакова сына Зеведеева. В Деяниях лишь очень кратко говорится о мученичестве Иакова. Всего семь слов посвящено событию, которое как-никак перевернуло жизнь иерусалимской общины: "Ирод убил Иакова брата Иоаннова мечом" (Деян 12.2). Комментаторы отмечали, между прочим, и молчание автора Деяний относительно обстоятельств этого мученичества, но не останавливались на этом подробно. Например, Э. Хэнхен так пытался объяснить это молчание: автор-де хотел как можно быстрее перейти к назидательной истории освобождения Петра. Поэтому он столь лаконичен, когда повествует о смерти Иакова.

Такое объяснение мне кажется недостаточным.

Почему Лука после столь подробного рассказа о мученичестве эллиниста Стефана так кратко говорит о мученичестве Иакова сына Зеведеева? К тому же речь идет не только об одном из самых близких учеников Иисуса, но - как свидетельствует традиция, которой, подобно другим синоптикам, следует Лука, - именно об Иакове - первом из двенадцати апостолов, претерпевшем мученичество. Невозможно представить, чтобы у автора было недостаточно сведений об этом важном событии.

Преследования христиан во времена Ирода Агриппы I в свете мученичества Петра и Павла

Необходимо обратить внимание на то, что Книга Деяний молчит также и о других важных событиях. Уже давно исследователей поражал тот факт, что после рассказа обо всех перипетиях миссионер­ских путешествий апостола Павла Лука ничего не говорит о его смерти. По этому поводу было высказано несколько гипотез. Не ме­нее удивительно и другое: мы ничего не знаем о смерти апостола Петра, тогда как подробный рассказ о его чудесном освобождении из темницы содержится в двенадцатой главе Деяний. И хотя смерть Иакова сына Зеведеева не была полностью замолчана, все же здесь есть некая аналогия с Павлом и Петром, поскольку совершенно ничего не говорится об обстоятельствах этой смерти. По-моему, представлялось бы более логичным, если бы о его смерти совсем не упоминали, как это было в случае с апостолами Петром и Павлом. Относительно же этого случая я выдвигаю такую гипотезу: Лука, повествующий в своей второй книге о том, как Святой Дух подвиг апостолов свидетельствовать о Христе "в Иерусалиме, во всей Иудее, и Самарии, и даже до края земли" (Деян 1.8), рассказывает также о событиях, в которых усматривает действие Святого Духа. И это для него самое главное. Таким образом, не искажая прямо истину, он все же говорит очень мало или вообще умалчивает о других деяниях, произведенных другими "духами", у которых не было ничего общего с Духом Святым. Это становится особенно ясно, когда сравниваешь два повествования - Луки и апостола Павла - об одном и том же событии из истории Первенствующей Церкви.

Исходя из этого, можно предположить, что обстоятельства, при которых Петр и Павел претерпели мученичество, не соответствовали той назидательной цели, какую преследовал Лука.

И это не просто гипотеза. Автор первого "Послания" Климента - первый, кто рассказывает о смерти двух апостолов (гл. 5). При этом им движет не исторический интерес, но желание убедить коринфян (в среду которых некоторые члены Церкви внесли дух зависти и раздора), что зависть, ревность между братьями всегда приводит к пагубным последствиям и часто - к смерти, ставит общину, в кото­рой эта зависть обнаруживается, под угрозу со стороны язычни­ков (гл. 47.7).

С другой стороны, сам апостол Павел говорит нам в Послании к Филиппийцам (1.15-17), что некоторые члены Церкви, проповедую­щие Евангелие "в духе ревности и раздора", стараются затруднить ему пребывание в тюрьме.

Если Павел находился в заключении именно в Риме (доводы про­тив этого традиционного мнения представляются мне неубедитель­ными), то это очень хорошо согласуется с тем, что Климент, пусть и не прямо, говорит о зависти, которая раздирала общину Рима, в то время, когда апостол Павел претерпел там мученичество. Климент довольствуется намеком, ибо факты были общеизвестны, и, во вся­ком случае, очевидно, что на ревность или зависть указывали как на причину мученичества апостола Павла.

Что касается апостола Петра, то здесь не все столь ясно. В тексте сказано: "Петр, который из-за несправедливой зависти принял не одно, не два, но несколько страданий, таким образом воздав свиде­тельство, достиг обители славы, ему уготованной" (гл. 5). Вторая часть фразы ясно указывает на мученичество. Причиной только что

упомянутых страданий была зависть. Но Климент не говорит столь же ясно, что та же зависть повлекла за собой и смерть апостола. Тем не менее контекст ясно указывает на это. К тому же весьма вероятно, что Петр, как и Павел, погиб во время гонений Нерона. Дело в том, что в последующем изложении (гл. 6.1) дается намек на "великую

толпу избранных"; эта "великая толпа избранных" есть, собственно говоря, та multitudo ingens, о которой говорит Тацит, когда упо­минает о страданиях, причиненных в то время христианам (Анналы 15.44). Между тем, согласно первому "Посланию" Климента, эти хрис­тиане претерпели мученичество, как Петр и Павел: "Эти люди принад­лежали к великой толпе избранных". Следовательно, мученичество Петра имело место при тех же характеризующихся "завистью" обстоятельствах.

Рассказу о заключении в тюрьму Петра (по приказу Ирода Агриппы I) предшествует чрезвычайно краткое упоминание о мученичестве Иакова. Сама краткость этого упоминания должна привлечь наше вни­мание к тому, что Климент говорит не только о мученичестве апосто­ла Петра, но также и о многочисленных страданиях, которые ему, Петру, пришлось вынести "из-за несправедливой зависти" еще до того, как он "достиг обители славы".

Мы знаем о страданиях, которые отравляли все служение апосто­ла Павла, постоянно и повсюду сталкивавшегося с завистью иудеев. У нас нет никаких точных сведений о страданиях Петра, который, согласно Клименту, стал жертвой зависти. Лишь из Послания к Галатам (2.12) мы узнаем, что Петр стал опасаться "обрезанных", когда в Антиохию прибыли "некоторые от Иакова".

Как я уже говорил, богословски Петр, несмотря на Антиохийский спор, был близок к Павлу; поэтому, как можно легко догадаться, он, Петр, принял те же страдания, что и апостол Павел. Причина же этих страданий - зависть общих для него и Павла противников.

Невозможно извлечь из двенадцатой главы Деяний более точные подробности относительно страданий апостола Петра, причина кото­рых - зависть. Мы можем лишь предположить, что Петра не поддержа­ли до конца все руководители Иерусалимской Церкви. Действитель­но, гонения Ирода Агриппы затронули лишь Иакова и Петра и "неко­торых из принадлежащих к Церкви". Но можно с уверенностью ска­зать, что эти последние не были в числе руководителей общины, ибо в противном случае Лука не преминул бы упомянуть об этом. Поэто­му аргумент е silentio (от молчания) обязательно должен быть принят во внимание. По этой причине тезис, ранее выдвинутый Э. Шварцем, за которым последовали и другие, - тезис, согласно которому брат Иакова Иоанн сын Зеведеев претерпел мученичество в одно время с Иаковом, не имеет под собой никаких оснований.

Главный аргумент Э. Шварца совершенно неубедителен: проро­чество Иисуса о мученичестве двух братьев (Мк 10.38) было пророче­ством ex eventu (пророчеством о конкретном событии). Даже если выражение "креститься Моим крещением" и следует понимать в смысле "умереть", все же более вероятно, что из этого выражения родилось предание о мученичестве апостола Иоанна. (Об этом мы узнаем, например, от Георгия Амартола (IХ в.).Он же ссылается на Палия; предание это оспаривалось Иринеем.) В действительности, Иаков и Петр были единственными, кто стал жертвой гонений Ирода. Других апостолов, и прежде всего Иакова брата Господня, пощадили. Не повторилось ли здесь mutatis mutandis то, что произошло во время гонений после мученичества Стефана, когда Двенадцать могли оставать­ся в Иерусалиме, а эллинисты, члены той же общины, были рассеяны?

Конечно, источники, которыми мы располагаем, не дают возмож­ности прямо говорить, что причиной этого была опять-таки зависть, но, во всяком случае, весьма вероятно, что оба арестованных апостола стояли на одних и тех же позициях, проповедовали идеи, которые официальному иудаизму казались более разрушительными, чем идеи других "столпов", возглавляющих Церковь. Преследование Петра (Деян 12) - не было ли оно одним из тех "страданий", причина кото­рых, согласно Клименту, - зависть? Иаков был убит сразу же, поэто­му законно предположить, что по сравнению с Петром он казался Ироду более опасным. Как бы там ни было, этот апостол, о роли кото­рого в первоначальной общине нам почти ничего не известно, несом­ненно, был человеком очень ярким, близким к Петру и не похожим на других руководителей Первенствующей Церкви.

Мученичество Иакова

Поразительное молчание Книги Деяний относительно обстоя­тельств мученичества Иакова, не объясняется ли оно этими расхожде­ниями? Эта гипотеза не покажется слишком смелой, если учесть уже указанную нами тенденцию Луки затушевывать или просто замалчи­вать напряженность или даже расхождения внутри первоначальной общины. Это предположение достаточно подтверждается уже тем фактом, что Петр оставил управление Церковью Иакову брату Господню, который ранее, с самого начала, как будто занимал рядом с Петром и Двенадцатью какое-то неопределенное место. Вероятно, было бы преувеличением говорить о какой-либо напряженности, но, во всяком случае, расхождения внутри первоначальной общины были даже в среде церковных возглавителей, даже у Двенадцати. Очень вероятно, что Двенадцать представляли собой, вопреки устоявшемуся мнению, не столь уже монолитную группу. Этим лучше всего объясня­ется многообразие иудеохристианства, хотя, конечно, были и другие влияния, сыгравшие определенную роль в последующей эволюции.

Остается последний вопрос: можно ли найти у Иакова сына Зеведеева нечто самобытное, связать его с определенным типом христи­анства, как мы это уже сделали по отношению к Стефану и Петру? Можно ли отнести Иакова к какому-то определенному иудейскому течению?

Отвечая на этот трудный вопрос, необходимо соблюдать величай­шую осторожность. Ибо, как мы уже видели, в нашем распоряжении нет никаких древних источников, в которых говорилось бы о деятель­ности Иакова сына Зеведеева на ниве Первенствующей Церкви. Мы лучше знаем о роли, какую он сыграл при жизни Иисуса. Об этом говорится в синоптических Евангелиях, тогда как Иоанническое Евангелие (если не принимать во внимание гл. 21, которая представ­ляет собой позднейшее добавление) хранит по этому поводу полное молчание. Когда самаряне помешали Иисусу войти в одну из их дере­вень, Иаков вместе со своим братом сказал Иисусу: "Господи! Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал" (Лк 9.54). Как мы видим, у братьев был очень страстный темперамент, это подтверждается их прозвищем - "воанергес" (сыны грома); согласно Луке, это прозвище дал им сам Иисус. Обращенная ко Христу просьба сидеть рядом с ним в Царствии Небес­ном - один одесную, другой ошую - заставляет предположить, что у них были зелотские настроения. Можно ли из этого вывести, что у Иакова были зелотские устремления? Однако вначале следует задаться вопросом, чем мотивировался тот первый смертный при­говор Иакову, если вообще здесь можно говорить о каком-то судеб­ном решении?

Э. Шварц и А. Луази полагают, что благоприятствующее миссии апостола Павла решение, принятое на Иерусалимском совещании церковных руководителей, вызвало, не без содействия фарисеев, царские санкции против Иакова и Петра. Но, как вполне справедливо отмечают, в этом случае непонятно, почему эти санкции не затронули принимавшего участие в том же совещании Иакова брата Господня. Деяния кратко отмечают, что Иаков был "усечен мечом". Будь юриди­ческая ситуация эпохи Ирода Агриппы I вполне ясной, мы смогли бы уточнить мотивировку смертного приговора, вынесенного Иакову. Увы, это не так!

Первый вопрос: имел ли Ирод jus gladii (право меча)? И далее, казнь через обезглавливание мечом - была ли она чисто римским наказанием или же могла быть следствием приговора, вынесенного иудеями? Э. Хэнхен, а затем Ж. Довилье утверждают, что царь Ирод Агриппа I обладал "правом меча". Существует, по крайней мере, один текст в пользу предположения, что, по всей вероятности, Лука при­держивался того же мнения (см. "Иудейские древности" Иосифа Флавия, 19.7.1). После тщательного изучения юридической стороны писаний Иосифа Флавия И. Блинцлер пришел к выводу, что только синедрион, а не царь имел право выносить смертный приговор. По мнению И. Блинцлера, Лука возложил всю ответственность на царя для того, чтобы показать причину страшной смерти Ирода - смерти, которая стала наказанием за преследование христиан. Вероятно, вопрос этот вообще невозможно разрешить с полной ясностью. То же самое можно сказать и о способе казни. Еще в 1928 г. Биллербек изучил два места из Мишны, где говорится о казни через обезглавливание мечом. Этому наказанию подвергались либо убийцы, либо жители какого-нибудь города, большая часть которого впала в грех вероотступничества. Ни то, ни другое к Иакову не применимо. Биллербек пришел к выводу, что апостола казнили мечом не из-за того, что он нарушил законоположение Мишны.

Я, со своей стороны, склонен думать, что Иаков был осужден Иродом за какое-то политическое преступление против император­ской (римской) власти, то есть за зелотскую деятельность. Само же наказание - обезглавливание мечом - было скорее наказанием рим­ским. За богохульство евреи побивали камнями. Несомненно, Ирод был уверен, что таким образом он доставляет удовольствие и синед­риону. По свидетельству Иосифа Флавия, Ирод одновременно старал­ся угодить как римскому императору, так и иудеям.

Выше мы говорили о пылком темпераменте сынов Зеведеевых, об их мечте сидеть в Царствии Божием одесную и ошую Иисуса. Невозможно с полной уверенностью утверждать, что у Иакова были зелотские настроения. Мы знаем, что Иисус был осужден за то, что, подобно зелотам, стремился, по мнению судей, к земному царству. Но, с политической точки зрения, это осуждение было ошибкой, ибо Иисус неизменно отказывался стать зелотом. Не по той же ли при­чине осудили и Иакова? В таком случае необходимо признать, что само­бытность его проповеди и богословских идей коренится в эсхатологии.

К этому трудно что-либо прибавить. Все же молчание Деяний относительно обстоятельств смерти Иакова, а также тот факт, что других руководителей общины, исключая Петра, не затронули гоне­ния Ирода Агриппы I, и, быть может, сам способ казни - все это, по-моему, указывает на большие расхождения во мнениях, царившие в первоначальной христианской общине, и не только между иеруса­лимскими иудеохристианами - эллинистами и иудействующими, - но и в самой среде Двенадцати. Такое разнообразие было отражением того, что происходило в позднем иудаизме, к которому восходят корни христианства.

Я полагаю, что в начале лишь некоторые, так сказать, экстре­мисты, "ложные братья" (Гал 2.4), объявлявшие себя сторонниками того или иного возглавителя Церкви, страдали завистью, о которой нам говорят апостол Павел и Климент Римский. Эти-то "ложные братья" и подготовили почву для возникших позже ересей.

Однако сами возглавители Первенствующей Церкви, несмотря на определенные разногласия, заботились о сохранении единства, умело защищали Церковь от раскола, отдавая должное разным направлени­ям внутри церковной общины. Конфликт не мог возникнуть, пока все эти течения рассматривались как разные харизмы.

Так что одна и та же община, даже тогда, когда ее ядро оставалось еще чисто "иудейским", смогла породить как еретическое иудеохристианство, так и ортодоксальное иудеохристианское богословие.