В середине XIX века в Российской империи, как и в других европейских странах, заметно возросло число евреев, принимающих христианство. В каждой отдельной губернии число прозелитов не было большим: в «черте оседлости» и столичных губерниях счет шёл на десятки ежегодно, в «глубинной» России их могло быть несколько человек. Так, согласно отчету Киевского Свято-Владимирского Братства, за период 1870-1889 гг. при содействии Братства крестилось в православие 610 евреев.[1] В 1916 г. в Московской епархии крестилось 108 евреев,[2] в Харьковской – 73,[3] в Херсонской – 95,[4] в Новгородской – 3[5] и т. д. Вместе с тем, в целом по стране цифры выглядели более внушительно, а крещёные евреи становились всё более заметной частью российского общества.
Хотя государство поощряло крещение евреев разными льготами, нельзя сказать, что они были желанной паствой для Православной Церкви. С одной стороны, грядущее обращение в христианство еврейского народа входит в одно из новозаветных пророчеств.[6] Присоединение к православию иноверцев поднимало авторитет РПЦ, свидетельствовало в пользу её всемирности и наднациональности. Пастырский долг также обязывал священников не отталкивать от церкви желающих креститься. В то же время, для православных служителей крещение еврея оборачивалось трудным бременем, сулящим больше забот, чем прибыли. Родственники еврея противились его решению, после крещения он делался изгоем в прежней среде, что в той или иной степени создавало проблемы и для его православного окружения.
Кроме того, евреи имели ненадежную репутацию среди бывших и новых единоверцев. Считалось, что большинство их крестились по меркантильным соображениям: избежать ограничительных законов, вступить в смешанный брак и т. д. Случались и курьёзы. Так, в 1891 г. кишиневская полиция обвинила некоего Шлему Шварцмана в том, что он с корыстными целями дважды принял православие – сначала с именем Василий,[7] потом – Александр. Дело разбирал прокурор окружного суда. Выяснилось, однако, что после первого крещения Шлема не получил обещанных ему денежного пособия и билета на избрание рода жительства. Предприимчивый молодой человек, видимо, решил, что проще второй раз креститься, чем доказать свои права российским чиновникам. Таким образом, «бескорыстие» Шлемы-Василия-Александра было доказано, и дело о нём прекращено.[8] Массовое недоверие к крещёным евреям повсеместно проявлялось в обыденной жизни, нашло отражение в литературе и фольклоре, где они получили прозвище «выкресты».
Вместе с тем, распространившийся негативный образ крещёного еврея нуждается в уточнении. Антисемиты в принципе не доверяли еврейской искренности, тогда как иудейские круги старались подчеркнуть, что традиционную религию покидают худшие представители нации, не желающие делить со своим народом страдания и будущую славу. Что же касается либеральной интеллигенции, то в этой среде крещёные евреи могли пользоваться большим уважением: например, экономист Михаил (до крещения – Меер-Шавель[9]) Герценштейн, лидер кадетской партии и депутат Государственной Думы от Москвы.[10] Однако, это не означало уважения к их религиозному выбору. Интеллигенты начала XX в. вообще не приветствовали религиозность. Интересно, что в газетной полемике, развернувшейся вокруг выступлений Герценштейна в Думе, его противники утверждали, что тот крестился ради карьеры, а сторонники оправдывали его крещение любовью к русской девушке, на которой он женился.[11] Парадоксально, что ни одна из сторон даже не предположила возможность крещения по вере (хотя этот мотив не исключён).
Одновременно в кругах русско-еврейской интеллигенции определился слой людей, которые, не принимая крещения, сочувствовали христианству. Симпатии к христианским идеям приписывают даже революционеру Моисею Урицкому,[12] единственному из большевистской верхушки противнику смертной казни.[[13]
С середины XIX в. в России активизировалась деятельность иностранных протестантов, которым было разрешено проповедовать своё учение среди нехристианских народов. Особое внимание миссионеров привлекали евреи. Успехи евангелических пасторов на этом поприще иронически отмечал писатель Н.С. Лесков: «Б. выражал твёрдую уверенность, что эти проповедники будут у нас иметь огромный успех не среди одних евреев...» (рассказ «На краю света»).
В начале XX в. черносотенные издания, впрочем, склонные преувеличивать силы своих противников, отмечали активность лютеранских и евангелических пасторов в отношении иудеев, особенно в Прибалтийских губерниях.[14] В России самым знаменитым евреем-протестантом стал поэт Осип Мандельштам, крестившийся у методистов.[15] Но гораздо чаще евреи отдавали предпочтение лютеранству. Лютеранские священники были умелыми миссионерами, а требования к церковным чадам предъявлялись скромные и необременительные. Если в обязанности православных христиан входили многодневные посты, хотя бы одна ежегодная исповедь и другие церковные правила, то лютеране могли ограничиться номинальным членством. В евангелическо-лютеранской церкви разрешались смешанные браки с иудеями, что также было привлекательно для евреев.
Интересную характеристику лютеранству дал революционер Лев Троцкий. Когда в школе потребовалось указать вероисповедание его сына Левы, Троцкий и его жена Наталья (он формально принадлежал к иудаизму, она – к православию) записали ребенка лютеранином: «... мы выбрали для детей лютеранство, как такую религию, которая казалась нам всё же более портативной для детских плеч и для детских душ».[16]
С конца XIX в., помимо православия, а также лютеранства и других т. н. иностранных исповеданий, некоторые евреи стали избирать конфессии русского протестантизма – евангельское христианство, баптизм, адвентизм или пятидесятничество. В таких случаях даже противникам было трудно обвинить их в корысти: до 1917 г. русские протестанты сами подвергались гонениям и дискриминации, а в советское время их постигла участь всех верующих. Статистические данные о переходе евреев в эти общины отсутствуют, однако, сведения о евреях-протестантах, разбросанные по документам, позволяют определить некую парадигму. Евреи, как правило, искренне избирали конфессии русского протестантизма, становились там верными адептами, а нередко и активными служителями. Часть из них (сразу или через некоторое время) начинали проповедовать христианство среди своего народа.
Так, в Псковской губернии евангельские христиане появились около 1882 г. под влиянием проповедей латыша Гейде и еврея Шапиро.[17] В 1889 г. штундист Колесников «из евреев», житель г. Аккерман, посещал с христианской проповедью окрестные сёла, за что подвергся аресту.[18] Черносотенная газета «Русское знамя» в статье «Евреи и русское сектантство» упоминает баптистского проповедника Маломеда и диакона общины евангельских христиан Боруха Шапиро.[19] Владимир Блуштейн, из семьи богатых бессарабских евреев, обратился в христианство через проповедь немца-евангелиста, крестился в общине евангельских христиан г. Одессы, за свою религиозную деятельность был при царском режиме выслан в Енисейскую губернию, а при советской власти осуждён дважды и умер в лагере в 1939 г. По свидетельству его детей, Блуштейн лично беседовал с наркомом внутренних дел Г. Ягодой, когда тот посетил лагерь, и призвал его к покаянию перед Богом.[20]
Присоединение евреев к конфессиям русского протестантизма продолжалось и в советское время. Многие протестанты тепло вспоминают своих собратьев еврейского происхождения. Например, в мемуарах пятидесятнического епископа Ивана Федотова упоминается Владимир Плотских, отсидевший в лагере 10 лет, «еврей, от которого отказались родители. [...] Кроме духовных даров, Володя отличался прекрасным знанием Ветхого Завета и его толкований».[21] В. Плотских был неоднократно осужден за свою религиозную деятельность. В перерывах между отсидками он вёл страннический образ жизни, разъезжал по всей стране, посещая протестантские общины и группы. Среди пятидесятников он был известен как одаренный проповедник и служитель, но предпочитал оставаться вне конкретной церкви. Видимо, такая неуживчивость привела к тому, что Владимир Плотских «попал под нарекание церкви и был отлучён». Позже он эмигрировал в Израиль, где стал радиопроповедником[22].
В 1970–1980-е гг. катакомбная церковь пятидесятников в Москве, где имелись верующие евреи (среди них бывшая коммунистка Фаина Годинер и Леонид Одесский, в дальнейшем проповедник в Израиле), даже организовала особую группу для молитвы за обращение еврейского народа. Позднее эта группа преобразовалась в общину евреев-христиан.[23]
Известны случаи религиозной и личной жертвенности евреев-протестантов. Например, в 1920 г. «от рук белогвардейцев» погиб евангельский проповедник среди евреев М. Шафран.[24] Пятидесятнический епископ Р. Циммерман приводит историю, рассказанную кем-то из пожилых верующих. Во время оккупации христианская семья укрыла двух еврейских девушек. Они прожили в этом доме длительное время, сами приняли христианство, после чего решили вернуться в гетто. По словам этих девушек, теперь, когда они получили спасение и жизнь вечную, умирать им не страшно, и они хотят разделить участь со своим народом. Попытки отговорить их остались безрезультатными.[25]
Что побуждало евреев становиться евангельскими христианами, баптистами, пятидесятниками или адвентистами седьмого дня? Думается, главной причиной было разочарование в традиционной религии при сохранении сильного религиозного чувства. Присоединение к гонимой церкви снимало с них обвинение в корысти, подчёркивало честность выбора. Общины русских протестантов носили над-этнический характер, что смягчало проблему «изменения национальности». Русские протестанты проповедовали идеи всеобщего братства. Антисемитизм здесь не приветствовался, скорее, воспитывалось уважительное отношение к евреям как народу Писания, что видно на примере работ евангелистов Ивана Каргеля[26] и особенно Владимира Марцинковского, который даже отстаивал право евреев «на самобытное религиозное творчество по вопросу о церкви», а последний период жизни провел в Палестине.[27] Наконец, русские протестанты были активными миссионерами и стремились проповедовать среди всех народов Российской империи.
Особым явлением стали отдельные еврейские общины протестантского толка, куда, впрочем, принимались и прихожане других национальностей. Начало этому движению положил в 1880-е годы кишиневский адвокат Иосиф Рабинович, обратившийся в христианство во время поездки в Палестину и открывший затем в Кишинёве молитвенный дом «Вифлеем», где выступал с проповедями.[28] Большинство кишинёвских евреев восприняли его деятельность негативно, но Рабиновичу удалось то, чего достигли лишь немногие из его последователей: о нём и его общине заговорили как о явлении именно еврейской жизни. После смерти Рабиновича в 1899 г. группа его последователей распалась. Однако сама идея сохранения еврейской идентичности при обращении в христианство оказалась жизнеспособной и послужила толчком для развития опыта. Появление новых еврейских христианских общин свидетельствовало о том, что все больше евреев осознавали себя, как нацию, а не как иудейское религиозное сообщество.
В 1918 г. христианскую проповедь среди кишинёвских евреев начал сотрудник протестантской миссии «Майлдмей» Леон Авербах,[29] по другим источникам – Лев Авербух. По видимому, он был уроженцем Одессы, присоединился к баптистской церкви, служил регентом в Москве.[30] Верующий А. Лукинов запомнил выступление Авербуха на богослужении евангельских христиан г. Выборга в 1912 г.: «Один проповедник приехал из общины баптистов – Авербух (еврей), он же и регент, и виртуоз-скрипач».[31]
Через некоторое время Авербух стал проводить для кишиневских евреев отдельные собрания на древнееврейском языке с переводом на идиш. Число прихожан росло, причём среди новообращенных оказались староста синагоги Натан Фейгин и его семья. Фейгин сделался «духовным работником», а его сын Фроим – христианским книгоношей (он единственный из семьи Фейгиных уцелел после Второй Мировой войны).[32] Позже евреи-христиане отделились от баптистов и в 1928 г. зарегистрировали собственную общину,[33] куда по разным причинам перешли и некоторые верующие других национальностей. Община в Кишинёве прекратила существование после 1940 г., во время немецко-румынской оккупации.
В Одессе в первые годы советской власти (до 1924 г.) баптистской церковью руководил пресвитер М.Н. Бронштейн. Кроме того, здесь ещё в начале ХХ в., в результате деятельности миссионера Леона Розенберга, появилась община евреев-евангелистов. Во время Первой Мировой войны их молитвенный дом был закрыт, как и церкви других протестантов, и возобновил работу после Февральской революции 1917 г.[34] Община существовала, по меньшей мере, до 1929 г., причем, журнал «Безбожник» упоминает о возникшем в ней расколе на почве разногласий между проповедником Шапиро («прежде он был ярым приверженцем синагоги и носил звание раввина») и немецким миссионером Герингом.[35]
Таким образом, в конце 1920-х гг. на территории бывшей Российской империи насчитывалось не менее пяти общин евреев-христиан: одна – в Кишиневе, три – в Украинской ССР[36] (Одесса, Киев и Екатеринослав[37]), одна – в с. Ачикулак (в документе – Арчикулак) Дагестанской АССР (ныне Ставропольский край). Кроме того, в Дагестане имелось не менее 3-х незарегистрированных групп евреев-христиан.[38] Дальнейшая судьба этих Кавказских общин неизвестна. Вероятно, они исчезли в результате антирелигиозных гонений и массовой гибели евреев в годы Великой Отечественной войны.
В послевоенную эпоху движение евреев-христиан, сторонников сохранения национальной идентичности внутри Церкви, получило название «мессианского» (от евр. «Машиах», или «Мессия» – синоним греческого «Христос»). О появлении таких общин на территории СССР не известно, кроме одной общины в Москве, которая действовала в 1970–1980-е гг. (не исключено, что это была упомянутая группа пятидесятников). В 1990-е гг. на постсоветском пространстве христианской проповедью среди евреев активно занялись многие иностранные миссии («Евреи за Иисуса», «Авайнсанома», «Свет на Востоке» и др.). В результате их деятельности, а также инициатив местных протестантов во многих городах появились мессианские общины (Москва, Одесса, Киев, С.-Петербург, Выборг, Нижний Новгород, Ростов-на-Дону и др.) или еврейские группы (служения) при протестантских церквях. Имеется изобилие переводной протестантской литературы на еврейскую тему: для христиан (с призывами покаяться за грехи антисемитов);[39] для евреев (миссионерской направленности);[40] для христианских миссионеров,[41] а также о проблемах еврейской идентичности внутри христианства.[42] Специальную брошюру для иудеев выпустили и «Свидетели Иеговы» (организация, запрещённая в РФ).[43] Из работ соотечественников можно выделить всего две: «Христос и евреи» Владимира Марцинковского, написанную ещё в 1920-е годы (Спб., 1992), и «Размышления над Посланием римлянам» Федора Конторовича[44] (Спб.: Свет на Востоке, 2004).
Большинство мессианских общин в России и странах СНГ в той или иной степени воспроизводят, с добавлением еврейского колорита, богословие, церковную структуру, традиции какой-либо протестантской церкви (баптистской, пятидесятнической или харизматической; предпринимались даже попытки создания адвентистских синагог. Состав общин многонационален: это евреи, люди с еврейскими «корнями», члены их семей, а также все желающие. Надо сказать, подчеркнутую симпатию к еврейскому народу и Израилю можно наблюдать и в «обычных» протестантских церквях. Среди верующих популярны еврейские праздники, на богослужениях нередко используются еврейские песни и музыка. Проповедники еврейского происхождения – желанные гости в церквях. Такие настроения объясняются отчасти традиционным интересом русских протестантов к «народу Книги», отчасти влиянием западной моды на еврейскую тему. С другой стороны, массовое увлечение протестантов еврейской культурой – это общемировая тенденция, одно из проявлений кризиса современного протестантизма, выражение тоски по внешним обрядам и традициям, которые почти изгнаны из протестантских церквей, а в мессианских общинах всё же присутствуют (например, праздничные ритуалы).
На другом полюсе мессианского движения стоят верующие, которые стремятся максимально сблизиться с иудейской традицией и перенять от неё всё, что прямо не противоречит христианскому вероучению. Известны также первые прецеденты т. н. мессианского гиюра на постсоветском пространстве. В настоящее время русскоязычные мессианские общины считаются в мире самыми многочисленными и перспективными после англоязычных. Вместе с тем, можно сказать, что пока они остаются частью протестантского, а не еврейского сообщества.